ДИАЛОГ ВТОРОЙ

Мадам де Сент-Анж, Евгения

М. де С.- А. - Ах! здравствуй, моя красавица; я ждала тебя с таким нетерпением, что ты должна о нем догадаться, если читаешь в моем сердце.

Евгения - О, моя милая, я думала уже, что никогда не уеду, так торопилась в твои объятия; за час до отъезда я вдруг испугалась, что все изменится; мать была совершенно против этой чудесной поездки; она заявила, что молодой девушке моего возраста неприлично ехать одной; однако отец так измучил ее позавчера, что одного его взгляда хватило, чтобы вновь повергнуть госпожу де Мистиваль в прах; ей пришлось согласиться с тем, что мне позволил отец, и я умчалась. Мне дали два дня; послезавтра ты должна дать мне карету и одну из твоих женщин, чтобы я смогла вернуться.

М. де С.- А. - Как краток этот срок, мой ангел! В такое малое время я едва успею выразить тебе все те чувства, что ты мне внушаешь... а ведь нам есть о чем поговорить; ты не догадываешься, что именно во время нашей теперешней встречи я должна посвятить тебя в самые глубокие таинства Венеры? Хватит ли нам двух дней?

Евгения - Ах! пока я не узнаю все, я не уеду... я приехала, чтобы узнать многое, и останусь здесь до тех пор, пока не узнаю.

М. де С.-А. (целуя ее) - О! любовь моя, сколько мы всего должны сделать и сказать друг другу! А кстати, не хочешь ли пообедать, моя королева? Возможно, урок затянется.

Евгения - Я, друг мой, ничего не хочу кроме как слушать тебя; мы пообедали в одном лье отсюда; и теперь я вполне могу потерпеть часов до восьми.

М. де С.-А. - Ну что ж, тогда пойдем в мой будуар, там нам будет удобнее; я уже предупредила слуг, будь уверена, там нам никто не помешает. (Обнявшись, уходят туда.)

ДИАЛОГ ТРЕТИЙ

Сцена происходит в прелестном будуаре.

Госпожа де Сент-Анье, Евгения, Долмансе

Е. (очень удивлена, увидев в кабинете мужчину, которого не ожидала) - , боже! Милый друг, это предательство!

С.- А (так же удивленно) - Какой случай привел вас сюда, сударь. Вы, не кажется, должны были приехать только в четыре часа?

Долмансе - Все мы вечно как можно более торопим счастливый миг увидеться с вами, сударыня; я встретил вашего брата; он счел, что мое присутствие необходимо на уроках, которые вы должны преподать мадемуазель; он знал, что здесь откроется лицей и начнутся лекции; он тайно привел меня сюда, не считая, что вы его за это осудите, а сам, зная, что его демонстрации будут необходимы лишь по истечении теоретических рассуждений, появится позже.

С.- А - Поистине, Долмансе, что за шутки...

Е. - Однако, меня они не обманули, друг мой; ты это все м=сама подстроила... Нужно было хоть посоветоваться со мной... Мне теперь так стыдно, что, без сомнения, этот стыд поменяет все наши планы.

С.- А - Должна тебя заверить, Евгения, идея такого сюрприза принадлежит исключительно моему брату; но пусть это тебя не пугает: Долмансе, которого я знаю за человека весьма любезного, обладает как раз тем уровнем философии, что нужен нам для твоего воспитания, и может быть ишь полезен в наших планах; что же касается его сдержанности, то я могу поручиться за него, как за себя. Так познакомься же, моя дорогая, с человеком, который в целом свете лучше всех способен стать твоим наставником, провести тебя к счастью и наслаждениям, которые мы хотели испытать вместе.

Евгения (краснея) - О, я все равно в смущении...

Долмансе - Ну-ну, прекрасная Евгения, успокойтесь... Целомудрие - как раз та самая дряхлая добродетель, с которого вы, при всех ваших прелестях, должны великолепно обходиться.

Евгения - Но как же с пристойностью...

Долмансе - Еще один обычай незапамятных времен, сегодня уже вышедший из моды. Он так противен природе! (Долмансе ловит Евгению, сжимает ее в объятиях и целует).

Евгения (защищаясь) - Прекратите же, сударь!.. Вы поистине со мной не церемонитесь!

С.-А. - Евгения, поверь мне, будет нам и той и другой оставаться недотрогами с этим прелестным человеком; я его знаю не больше, чем ты; но посмотри, как я ему доверяю! (Страстно целует его в губы) Поступай, как я.

Евгения - О! я бы рада; где я найду лучший пример! (Она перестает сопротивляться Долмансе, и он горячо целует ее в губы, видно, что его язык проникает в ее рот.)

Долмансе - Ах! любезное и очаровательное создание!

С.-А. (так же целует ее) - Так ты думаешь, маленькая плутовка, я не дождусь своей очереди? (Тут Долмансе, обнимая обеих, целует их по очереди добрую четверть часа, а они целуют друг друга и его)

Долмансе - Ах! такое начало уже обжигает меня страстью! Сударыня, поверите ли? Здесь необыкновенно жарко: нам надо раздеться, будет гораздо лучше.

С.-А. - Я согласна; наденем эти газовые сорочки: они скроют лишь то, что нужно скрыть от страсти.

Евгения - Воистину, милая моя, вы заставляете меня делать такие вещи!..

С.-А. (помогая ей раздеться) - Много забавного, не так ли?

Евгения - По крайней мере, это неприлично... Ах! как ты меня целуешь!

С.-А. - Какая чудесная грудь!.. как едва распустившаяся роза.

Долмансе (глядя на соски Евгении, но не касаясь их) - и обещающая иные прелести... много более ценные.

С.-А. - Ценные?

Долмансе - О, да, клянусь честью! (Говоря так, Долмансе делает вид что поворачивает Евгению, чтобы посмотреть на нее сзади)

Евгения - О, нет, нет, умоляю вас.

С.-А. - Нет, Долмансе, я пока не хочу, чтоб вы видели... то, что имеет над вами такую власть, если вы будете над этим думать, то не сможете уже рассуждать хладнокровно. Нам нужны ваши уроки, преподайте нам их, а вожделенные вами мирты увенчают вас потом.

Долмансе - Ладно, но чтобы показать, дать этому дитя первые уроки распутства, нужно, чтобы по крайней мере вы, сударыня, соблаговолили мне помочь.

С.-А. - И в добрый час!.. Ну вот, смотрите, на мне больше ничего нет: показывайте, сколько хотите!

Долмансе - Ах! прекрасное тело!.. Сама Венера, украшенная Грациям.

Евгения - О! милый мой друг, сколько прелестей! Позволь мне вдоволь наглядеться на них, позволь покрыть их поцелуями. (Исполняет сказанное)

Долмансе - Какие великолепные наклонности! Не так горячо, прекрасная Евгения, в настоящий момент я требую от вас всего лишь внимания.

Евгения - Да, да, я слушаю, слушаю... Но она так красива... такая пухленькая, такая свеженькая!.. Ах, как она очаровательна, моя милая подруга, не так ли, сударь?

Долмансе - Конечно, она прекрасна... совершенно великолепна; однако я убежден - вы ей ни в чем не уступаете... Ну так слушайте же, милая моя ученица, или бойтесь, если вы не будете покорны, я воспользуюсь теми правами, которыми меня щедро наделяет звание вашего учителя.

С.-А. - О, да, да, Долмансе, я отдаю ее в ваши руки; ее нужно серьезно побранить, если она ослушается.

Долмансе - Я могу не ограничиться выговорами...

Евгения - О, небо праведное! вы меня пугаете... о чем вы, сударь?

Долмансе (шепча и целуя Евгению в губы) -- Кара... наказание, эти милые маленькие ягодицы вполне смогут мне ответить за ошибки головки. (Он шлепает ее через газовую сорочку, в которую Евгения теперь облачена.)

С.-А. - Я поддерживаю эти намерения, но не все остальное. Начнем урок, или то краткое время, что нам отпущено, чтобы насладиться Евгенией, все уйдет на приготовления и мы не успеем ее приобщить.

Долмансе (касаясь по порядку всех частей тела мадам де Сент-Анж, которые называет) - Я начинаю. Не буду говорить об этих шарах из плоти, вы, Евгения, не хуже чем я знаете, что их обычно называют грудь, груди, соски; они очень важны для получения наслаждения; любовник, находясь в экстазе, видит их перед собой; он их ласкает, мнет, а некоторые находят в них даже оплот наслаждения, и когда член скрывается между холмами Венеры, которыми женщина сжимает этот член, уже несколько движений вызывают у некоторых мужчин истечение благоухающего животворного бальзама, что являет собою все счастье распутников... Однако, нам придется все время рассуждать о члене, так не надо ли, кстати, сударыня, рассказать о нем нашей ученице?

С.-А. - Я тоже так думаю.

Долмансе - Ну что ж, сударыня, я лягу вот сюда на канапе, вы сядете рядом, возьмете нужный предмет в руки и сами объясните его свойства нашей ученице. (Долмансе ложится, и госпожа де Сент-Анж рассказывает.)

С.-А. - Этот скипетр Венеры, что ты видишь, Евгения - первый поставщик наслаждений любви; его чаще всего называют членом, нет ни одной части человеческого тела, куда он не мог бы проникнуть. Он всегда верен страстям своего хозяина, и иногда скрывается вот здесь (касается лобка Евгении): это его обычное убежище... наиболее часто употребляемое, но не самое сладостное; стремясь к храму более таинственному, любой распутник мечтает насладится здесь (она раздвигает ягодицы и указывает на анальное отверстие): мы еще вернемся к этому удовольствию, оно лучше всех; рот, губы, подмышки так же часто представляют алтари, где он курит свой фимиам; однако все же, каким бы ни было то прибежище, которое он выбирает, он всегда, несколько мгновений потрепетав, извергает белую вязкую жидкость, истечение которой погружает мужчину в безумие, достаточно пламенное, чтобы дать ему самые сильные наслаждения, каких он только может чаять в жизни.

Евгения - Ах, как бы я хотела увидеть эту жидкость!

С.-А. - Этого можно добиться простым движением руки; посмотри, как он напрягается, когда я его касаюсь! Эти движения называются поллюцией, а как говорят распутники, действие это называется мастурбировать.

Евгения - О! друг мой милый, позволь мне помастурбировать этот великолепный член.

Долмансе - Я больше не могу! Пусть она делает, что хочет, сударыня: такая наивность вызывает у меня ужасную эрекцию.

С.-А. - Я против такой горячности. Долмансе, будьте благоразумны, истечение семени, смирив живость твоих животных инстинктов, замедлит и наши рассуждения.

Евгения (касаясь яичек Долмансе) - О! как мне жаль, мой добрый друг, что ты противишься моим желаниям! А эти шарики, они зачем так называются?

С.-А. - Они обычно называются яички... а по ученому - теститула. В этих шариках находится источник того животворного семени, о котором я тебе только что говорила, и истечение которого в матку женщины производит человеческий род; однако мы не будем долго останавливаться на таких деталях, Евгения, они больше относятся к медицине, чем к распутству. Красивая девушка должна стремиться лишь к соитию, но никогда к зачатию. Мы пропустим все то, что касается пошлого механизма производства себе подобных, и будем говорить в основном и единственно о распутных наслаждениях, дух которых ни в коей мере не касается деторождения.

Евгения - Но, дорогой мой друг, если этот огромный член, который едва умещается у меня в руке, проникает, как ты утверждаешь, в такое маленькое отверстие, как у тебя сзади, это должно причинять женщине сильную боль.

С.-А. - Происходит ли такое проникновение спереди или сзади, когда женщина еще к этому не привыкла, она всегда испытывает некоторую боль. Природе заблагорассудилось проложить нам путь к счастью лишь через страдания; однако, победив их, мы чувствуем ни с чем не сравнимые наслаждения, и то, что мы испытываем при введении такого члена в анальное отверстие - несомненно, наиболее предпочтительно в сравнении со всеми теми, что может вызвать такое проникновение спереди. Да и скольких опасностей в таком случае избегает женщина! Меньше риска здоровью, и никакого - забеременеть. Сейчас я не буду распространяться об этом наслаждении; наш общий наставник, Евгения, вскоре подробно объяснит нам его, и дополнив теорию практикой, надеюсь, убедит тебя, моя милая, что из всех наслаждений совокупления это - единственное, которое ты должна предпочесть.

Долмансе - Заклинаю вас, сударыня, поторопитесь с рассуждениями, я больше не могу; сейчас я против воли извержу семя, и этот страшный член, уже поверженный, не сможет более служить вашим наставлениям.

Евгения - Как! он поникнет, ах, дорогая моя, если потеряет то семя, о котором ты говорила!.. О! дай мне принять его, я хочу увидеть, каким он станет... И потом, мне так хочется посмотреть на это извержение!

С.-А. - Нет, нет. Долмансе, встаньте; согласитесь, ведь это - награда за труды, и я не могу вручить вам ее раньше, чем вы это заслуживаете.

Долмансе - Ладно; однако, чтобы лучше убедить Евгению во всем, что мы раскроем ей о наслаждении, что мешает вам начать ласкать ее на моих глазах, например?

С.-А. - Ничто, конечно же, и я возьмусь за это с тем большей радостью, что этот урок распутства лишь поможет нашему делу. Ляг вот сюда на канапе, моя милая.