Любовные романы и рассказы

В нашей онлайн библиотеке вы можете найти не только интересные рассказы, популярные книги и любовные романы, но и полезную и необходимую информацию из других областей культуры и искусства: 1 . Надеемся наши рекомендации были Вам полезны. Об отзывах пожалуйста пишите на нашем литературном форуме.

Сергей Болотников

Действо. Катрен первый

Главная : Фантастика : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21

Со странным чувством обладательница самой симметричной картины на свете легла спать. Она ощущала усталость, облегчение, но вместе с тем неясную тревогу - как если на приеме у зубного врача вам говорят что поставили пломбу на один зуб, но придется придти еще раз, чтобы обработать другой.

Ночью что-то пробудило ее. Анна замерла в своей постели, глядя в потолок - на бледный квадрат света, падающий из окна. За окном молочный лунный полумесяц шагал по крышам в неблизкое утро. Час был самый глухой, полночный. Зачем же она проснулась?

Ах да... Анна поднялась и, поджимая ноги от нещадно щекочущего их ковра, направилась в угол, к мольберту. Уверенным движением передвинула его к окну, так чтобы луна освещала ткань. Сдернула покрывало и швырнула его в угол.

Открывшееся зрелище по эстетичности могло поспорить с состоящей из червей мясной запеканкой. Оно вызывало омерзение, страх, но вот только ни грана удивления.

С каменным лицом Анна смотрела на свою картину. Дом занял почти всю поверхностью омерзительной перекошенной массой серо-черных оттенков. Он как будто тек, словно состоял из расплавленного гудрона. Уродливые кривые окошки сияли то подслеповатым белесым бельмом, то адским багровым отсветом, какого, Анна была уверенна, никогда не существовало в реальном здании. Но теперь она знала - кошмарное строение вело себя как агрессивная культура бактерий, распространяющаяся и захватывающая все новые и новые пространства.

Поглощающая их. И, что теперь легко можно было заметить невооруженным глазом, слой краски, из которого состоял разбухающий дом, был ощутимо толще, чем на остальных частях картины. Дом расширялся не только вширь. Он уже давно поглотил собой двор, и вплотную подобрался к ассимиляции своего двойника. Да и не двойника даже - бледную тень, потому, что вопрос какой из домов настоящий теперь сомнений не вызывал.

Глядя на картину со страхом, отвращением, переходящем временами в приступы тошноты, Анна, однако, знала что надо делать.

Она аккуратно сняла холст с мольберта и скатала в неровную трубку, попутно замечая, каким тяжелым кажется полотно. Потом, неслышно ступая по ковру, проследовала на кухню - темную, полную серебристых пляшущих теней. Механически положила картину в раковину, с полки сняла коробок спичек. Ощущение ПРАВИЛЬНОСТИ переполняло ее. С негодующим шипением пламя расцветило кухню еще и набором багровых отсветов, что братались с луной и вместе создавали дикую и сюрреалистичную картину.

Анна думала, что полотно гореть не будет, но то бодро занялось, как и должна гореть картина, написанная масляной краской. Яркое пламя взвилось из раковины, лизнуло набор материных декоративных разделочных досок. Едкий чад пошел по кухне, высветились все доселе темные углы - ночные тени в панике спасались бегством. Еще несколько секунд картина пылала, а потом осталась лишь нещадно дымящая горстка пепла. В густом, воняющем жженой пластмассой дыму, Анна довольно улыбнулась. Вот так - почему ей сразу не пришло это в голову?

-Аня что... что здесь происходит?!

Мать стояла в дверях кухни, похожая в своей белой ночной рубашке, на почему-то не убежавшее от огня привидение. Увлекаемый сквозняком сизый дым струился мимо ее ног в коридор, как безразмерный дымчатый кот.

-Теперь все в порядке, - сказала Анна, - можешь идти спать. Я поняла, что надо делать и... - тут ее согнуло в приступе жестокого кашля, и несколько секунд казалось что она вот-вот упадет на пол и отключиться. Но пересилила. Дым резал глаза.

Мать вела ее назад к спальне, из кухни дуло холодным ветром - окна распахнули, чтобы сберечься от угарного дыма, хотя запах горелого никуда не исчез и явно собирался остаться там надолго.

Анна с удивление заметила, что руки у нее подрагивают, да и шла она как-то не очень твердо. На миг в зеркале увидала свое лицо - да, если кто тут и подходит на роль привидения, так только она. Не мудрено, что люди шарахаются.

Через пять минут она уже мирно спала, натянув на себя одеяло и свернувшись калачиком. Мать под утро звонила кому-то по телефону и долго консультировалась плачущим голосом. Художница этого, впрочем, не видела - чувство освобождения владело ею.

Следующие несколько дней прошли в странном напряженном спокойствии - вроде бы штиль, но почему же казалось, что это затишье в центре бури?

Анна исправно вставала с утра, шла в институт, гуляла с Дзеном, созерцая, как умирает зима.

Не рисовала картин, не мечтала. Голова опустела, стала звонкой и прозрачной под волосами. Анна сама себе казалась странным китайским болванчиком, у которого внутренняя поверхность черепа сделана из гладкого фарфора и по его гладкой поверхности скатываются любые, имеющие наглость возникнуть мысли.

Подсознательно она чего-то ждала. Мать снова начала язвить, видимо признаки помешательство больше не проскакивали в испуганном взгляде ее дочери.

В четверг снег снова потек ледяными ручьями, солнце светило и уже почти грело, а по ночам его сменяла полнеющая луна.

В четверг Анне приснился кошмарный сон. Она, в тонкой ночной рубашке, стоит в своем дворике и созерцает угрюмый туннель, а сверху падает лунный свет. Рубашка у нее была странная - расписанная какими-то дикими извивающимися полосами. Дул ледяной ветер, обезумевшим псом хватал за голые ноги и Анна вся сжималась от ужаса, потому что знала - это не ветер, а выдох гигантских оледенелых легких дома. Дом проснулся, нежился во вселенском софите луны и хотел чтобы его запечатлели. Почему-то именно это связное выражение мыслей, исходящее от угрюмой мешанины серого бетона особенно испугало Анну, так что она закричала и попыталась убежать. Но ноги вязли в обжигающем вязком снегу.

С задушенным воплем она выпала в этот мир. Было восемь утра и розовый рассветный туман стелился за окном, стучал в стекло и ждал когда солнце разгонит его теплеющими лучами.

Мольберт стоял на его фоне как монумент, массивное и полное величия сооружение темным силуэтом на фоне зари - так изображают Кремлевские башни на открытках. И картина, снова и как ни в чем не бывало стоящая на нем, тоже излучала величие. Это были скрижали, полные великих тайн вечности, наподобие Розетского камня.

Анна смотрела на картину, всю разбухшую и выпяченную, потом перевела взгляд на рубашку и та и вправду оказалась раскрашенной извилистыми полосами, как развернувшийся символ бесконечности. Анна провела по одной полосе пальцем и часть линии перешла на него. Пахло знакомо - краска, масляная краска. И все руки в краске, а на полу валяются изломанные останки кисточек.

Художница осторожно сняла картину с мольберта и поставила в угол, после чего отправилась в ванную отмываться. Идя через тихую и пустынную большую комнату, она с ледяным спокойствием осознавала как близка к полному умопомешательству. Нет, это был не стресс, не обычная женская истерия - это было что-то тихое, подспудное и ледяное. Логически выверенное безумие, если хотите.

-Помнишь, Николай Петрович обещал зайти? - спросила мать днем.

-Ага...

-Так, он завтра может...

-Пусть заходит, - сказала Анна, - я приготовила ему шикарную картину. Очень-очень реалистическую.

-Вот и хорошо, - сказал мать, душевно, - вот и славно.

Николай Петрович пришел в пятницу. За час до его прихода Анна поставила на мольберт одну из своих старых картин, и для эффекта прикрыла покрывалом. Безумие-безумием, а портить себе будущее нельзя - с серьезным лицом подумала она - Анна рисовальщица, логичная до отвращения.

Внутри она чувствовала пустоту, которую все время хотелось заполнить смешком или словом - все равно каким. Ощущение как после наркоза мир яркий и незнакомый. Предметы казались гипертрофированными. Проблемы куда-то исчезли, наверное, испугались света. Николая Петровича Анна ждала со смешливым нетерпением, с какими ожидают начала циркового представления. Почему так? Объяснить не могла, да и не хотела.

Николай Петрович поднимался по лестнице - уверенно и вальяжно, шагами человека который многого достиг в жизни, и еще много достигнет. В холеных руках с золотым перстнем на пальце он нес светлое будущее Анны.

Вот он позвонил в дверь - один раз, без спешки. И сразу подбежала мать, засуетилась, заговорила-затараторила, рассыпаясь в приветствиях.

И, чуть ли не ведомый ею под руки, Николай Петрович проследовал в комнату Анны - большой и представительным, очень видный, пахнущей дорогим одеколоном. Увидев Анну, он покровительственно улыбнулся и провозгласил ободрительно:

-О! А вот и наше юное дарование! Художницей хочешь быть?

-Хочу... - тоненько сказала Анна и улыбнулась.

От улыбки этой Николай Петрович слегка увял, но задора и важности не утратил.

-Ну что ж, - представительно молвил он, оглядывая комнату с некоторой неприязнью, - давай, показывай, что у тебя есть... Посмотрю, так сказать, оценю...

Мать, выглядывала из-за его широкой спины и вся лучилась невменяемой радостью. Замахала руками - показывай скорей.

-А вон на мольберте, - с той же улыбочкой указала Анна.

Чуть нахмурившись, Аннино светлое будущее - Николай Петрович - наклонился и взяв промасленное полотно двумя пальцами с идеальными обработанными ногтями, потянул на себя.

Полотно упало. Анна вдруг заметила что картина, которая должна быть на мольберте стоит в углу, понуро наклонившись.

Николай Петрович молчал. Он смотрел на картину. Он не мог произнести ни слова. Анна улыбалась. Лицо матери медленно принимало удивленное выражение.

Пауза затянулась. Солнечные лучи медленно ползли по комнате и норовили лизнуть ноги присутствующим. На пороге комнаты Дзен бесстрастно медитировал на колышущиеся случайным сквозняком занавески.

Николай Петрович издал странный визгливый звук. Анна иронично приподняла бровь. Николай Петрович хрюкнул, а потом из его голосовых связок вырвалось первое за последние две минуты слово:

-Мама... - тонким-тонким голосом выдавил из себя Николай Петрович, а потом, покачнувшись, начал неотвратимо падать, утаскивая в свой прощальный штопор Анино будущее.

Он упал на ковер, глаза его закатились. Мать в ужасе смотрела на распростершееся на ковре тело.

Анне стало совсем покойно. Она миновала неподвижного Петровича и, подняв мольберт, пошла к выходу.

-Куда ты, доча? - севшим голосом спросила мать.

-Николаю Петровичу не понравилось, - указала Анна на тело, - картину надо доработать.

И, неся в руках выпятившийся ужас, она пошла к дверям. Как была - в домашних тапочках.

На середине пути ее накрыло и мир померк, потерял очертания, утонув в черной, как смола дымке. На миг Анна пришла в себя во дворе, когда стоя на знакомом пятачке рисовала дом. Руки ее увлеченно работали, мозги перегорали и источали сизый дым, очень похожий на тот который был при сжигании картины.

Анна рисовала и рисовала, как есть криво, а потом подняла голову и вдруг поняла, что все это время рисовала чистую правду.

Дом рос. Он разбухал, взмывал на все новые и новые этажи, и маленькие его окошки источали багрянец, он терял прямоугольную форму, становился округлым, серо-лишайчатым, отвратительным. Он стремился поглотить все и вся вокруг. Он нависал, наступал - огромный черный зверь со множеством пылающих глазок-окон. Он становился все выше и выше, и тень его пала на Анну и она закричала, потому что понимала, что произойдет дальше, а она не хотела... не, еще рано... слишком рано...

Дом накрыл ее, чернота пала на тающий мир и закрыла Анне глаза.

Кисть выпала из руки и утонула в пропитывающемся тьмой снеге.

Юную художницу Анну Воронцову нашли лишь час спустя - она сидела в тающем снегу, промокшая, выпачканная в краске и совершенно невменяемая. Следующие несколько недель она провела в психиатрической клинике с диагнозом: "параноидальная психопатия на фоне острого нервного расстройства", где добрые люди в белых халатах и с острыми шприцами быстро доказали ей, что все происшедшее являлось плодом ее расстроенного рассудка.

Она приняла это объяснение с радостью, и после ускоренного курса лечения быстро пошла на поправку.

Мать приходила к ней каждый день и подолгу баюкала в своих нежных руках, плача и приговаривая:

-Ах ты мое дитяко... красавица моя... доченька...

А Анна прижималась к ней, и тоже плакала. И чувствовали они, как что-то важное и нужное, без чего невозможно жить, возвращается к ним, становится всеобъемлющим.

-Мама, моя мама... - шептала Анна и глотала слезы, - я так виновата...

Картину так и не нашли. Так же как и мольберт.

Через две недели Анна вернулась домой, и на пороге своего дома увидела письмо. Подняла его, распечатала, но за то время, пока конверт пролежал в мокром снегу строчки расплылись и исчезли с желтой бумаги.

Николай Петрович успешно вылечился от инсульта и вернулся к руководящей работе. В семью Воронцовых он, впрочем, так и не вернулся, предпочитая не узнавать их, встречая на улице.

Жизнь вошла в колею и бодро покатилась сквозь весеннюю капель.

Анна и не вспоминала бы о случившемся с ней в конце зимы, если бы как-то раз Дзен не приволок с прогулки кусок замерзшего холста с несколькими крупинками серо-черной краски. Холст был чем-то смутно знаком, художница не могла вспомнить чем, а когда вспомнила, то ужаснулась, но было уже поздно чего-либо делать и решать.

Потому, что той же ночью начались сны, и жизнь ее разительно переменилась.

Впрочем, не у нее одной.

Обсудить книгу на форуме

Главная : Фантастика : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21