Любовные романы и рассказы

В нашей онлайн библиотеке вы можете найти не только интересные рассказы, популярные книги и любовные романы, но и полезную и необходимую информацию из других областей культуры и искусства: 1 . Надеемся наши рекомендации были Вам полезны. Об отзывах пожалуйста пишите на нашем литературном форуме.

Ольга Думчева

Волкодав

Главная : Проза : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38

Ты лунный мальчик, я знаю, - она зашепелявила что0то нежное, но вскоре заснула.

Полицейский патруль так нас обоих и забрал. Ее за бродяжничество, меня…

Когда мне зачитали обвинительный приговор, я ушам своим не поверил. Но на земле приговоры выносят быстро, и мне его объявили в 23.15 того же дня, 11-ого июля. А 1-ое июля – это был мой судный день, и меня нельзя было напугать тогда.

Вы были найдены виновным в сознательном уклонении от стажировочных работ, в порче госимущества в блоке А-17, комната А-345, в нападении на официальное лицо, в незаконном присвоении и пользовании оружием, в нарушении порядка в спальных блоках, в растрате госимущества, в устроительстве массовых беспорядков, в подстрекательстве к бунту и в содействии лицам, скрывающимися от правосудия. На основании статей уголовного кодекса Объединенной Славянской коалиции 214-р, 316-а…

В общем не дали 20 лет. Пять мне предстояло отсидеть в колонии строго режима, а 15 проработать в одном из радиоактивных секторов земли.

11-ое июля закончилось. У меня в жизни не будет другого такого дня. Это было протрезвление, это было становление, это было мужание. Ноя уже не мог считать себя настоящим Лунянином. Где же выдержка, где хладнокровие, где спокойная соразмеренность?

Все вернулось, но уже 12 июля.

Что ж. В жизни каждого должно быть свое одиннадцатое число. Вопрос, сколько вы за него заплатите.

Сначала били по почкам. Это мучительно, но терпимо. Потом принялись за легкие, это хуже, можно в крови задохнуться. Но хуже всего, когда бьют по голове. Особенно в нос. Нос – это больнее всего. Даже еще не зажившая скула – это лучше, а вот нос и лоб…

Я поэтому плохо помню первые полгода тюрьмы. Меня постоянно били. Даже не знаю, как все мозги не вытрясли. Я даже стал кричать на пен-а-нюш, но связки вскоре сдали, и я больше хрипел.

Резиновая дубинка. Вещь в себе. Чистый философский продукт. Совершенна как абсолютная истина. Вот где путь от тела к сознанию.

Железный прут, кулак, ножка стула, приклад генератора – это вещи относительные, та сказать, подсобные. А вот дубинка…

Наверное, большую часть себя я изменил в тесном общении именно с ней. Если б меня такого тогда б и на Луну, со мной бы перестали общаться: злобный, вопящий, агрессивный…

Это прошло. Я очень рад, что это прошло. В конце концов, я еще легко отделался. Мне правда сломали-таки нос, но я не знаю ни одного стажера Лунянина с целой носовой косточкой. Зубы можно и нарастить, чем я и занимался после тюрьмы. Хуже с почками.

Но, если честно, мне еще очень, очень и еще раз очень повезло. Меня били не больше всех и то только первый год.

А потом меня перевели из корпуса в одиночную камеру.

Помню, глаз видел только один; второй оплыл очень и дергался. Я лежал на спине и боялся вздохнуть полной грудью: чуть что бронхи лопались и тут начиналось. Бронхит, казалось бы, пережить можно. Но как же это неприятно! Кашлять было больно, а потому лучше было не дышать. Вот. Обещал же самому себе не жаловаться. Но так хочется, чтоб кто-нибудь да пожалел. Не в том смысле, чтоб сказал бедненький там, больной весь. Не надо мне этого. Я хотел бы, чтоб кто-нибудь вот чтоб и судья тот, и полицейский тот вот так же… Это не призыв к анархии, тем более, что по природе я совсем не бунтарь Так, простите… захотелось написать об этом.

Крысы бегали. Но крысы, так это между прочим, существа умные. Высохшее существо с прогрессирующим туберкулезом им не к чему. Сначала они меня еще нюхали, а потом даже воздух вблизи меня кажется вдыхать не стали. Так- шмыг под косяк двери - и была готова. Они помогали мне. Иногда, то одна, то другая теряли хорошие куски пищи, украденные, видно, в пищевом отсеке. На Луне после этих строк со мною точно перестанет здороваться человек 10, но они имеют на это право. Я же имел право выжить.

С потолка спасительно капало. Я иногда открывал рот и пытался поймать капли. Не было окошек и не было света, а я так и не привык к темноте. То ли опухшие веки тому виной, толи что, но я так и не разглядел очертаний своей камеры.

Но однажды мне очень повезло: ко мне в камеру подсадили еще одного заключенного.

- Эрнст ЧЕ, - он свалился мне на ноги, но решил все так представиться.

А… А…, - я хрипел, но выходило плохо.

НЕ важно, буду звать тебя “приятель”. Ни какой х.евой обиды, я надеюсь?

Пен-а-нюш. Ведь чудная же вещь. Никогда не сравнится конечно с лу-русс, но вещь.

Бл.ха-муха, какие темени тут, - мужчина тыкался в стены и вздрагивал: бл.дские крысы. Ненавижу стерв. А! На х.й! какая разница!

Приятель, я надеюсь тебе лучше? – он касался моей руки, когда я просыпался и начинал тут же говорить: Бл.дские законы, знаешь, крещение типа, еб.ни матери. Пока не отобьют все селезенки, то на х.. не успокоятся.

Я, ты знаешь, уже четвертый год здесь, так теперь ничего, бл.дские вертухай и не трогают. А в первый год в пи.ду отделывали.Таков был!

Лу… ш… не… ш… - у меня горло ко всему опухло, и я мог только мычать.

А я с Питера, ты прикинь? С Питера и греюсь на бд.дских курортах Туркского сектора. А? Бл.ха-муха, осталось два годика. А там 15 лет общественных работ как-нибудь осилю. А ты, приятель, держись, будь молодцом. Я тут лицо твое пытался разглядеть, так они тебя еще и хр.новым красавцем выпустили: глаза целы, скулы на месте. Нос вот конечно… Ну да это ерунда.

Он постукивал подушечкой пальца по мему телу и констатировал:

- Больно, х.ня, это желудок, он считай вообще не нужен. Тут ка? Больно? Хр.ново дело. Это почки. На земле, сам знаешь, без почек полная хана. Если еще и не отфильтрововаться… Нука.. а кости как? Ребро, еще ребро, бл.дский номер, ребра целы, а легкие отбиты. Это как же били то так? А, х.евы м.дилы, знаю, резиной били. Дубинкой. Хр.ново. Ювелиры. Старались.

Знаешь, что плохо? Тубиком ты хр.новым можешь стать. Туберкулез у тебя, приятель, прет. У меня прививки, так меня это не х.я не волнует, а ты где был, когда всем уколы делали?

Ты не дыши глубоко, и знаешь что… ты вот сейчас об этом не думай, но тебе кровь нужна. Бычью бы, да где же, на х.й, здесь бычья. Крысу надо поймать. Да ты погоди ворочаться. Я тебе говорю, все так лечатся. Только кровь надо выжить и подогреть, а то околеешь вообще. Тебе лет 20 то есть?

е… е…

Это может быть и “нет”, и “есть”. Ты оставляешь мне выбор – значит будем ловить стерв.

И я пил кровь. Опухоль вокруг горла сразу спала, и даже хрипов стало намного меньше.

Ты, парень, слушайся меня. Я знаю, что говорю. Мне уже 54 года, и я всю бл.дскую жизнь уже изнюхал. Говорю: кровь пить, значит пить. Аж дыхалка то посвежела, а то мне горло твое не нравилось.

Однажды, не знаю утром или вечером, я проснулся и понял, что могу говорить:

Эрнст, Эрнст, спишь?

Во как! Заговорил! Приятель, дела на поправку, да?

Спасибо тебе. Я тебе очень благодарен.

Он неожиданно схватил меня за голову и резко дернул мне волосы:

Бл.ха муха! Бл.ха муха! Ты же Лунянин! Ты что сразу то не сказал?

Это важно?

Да ты не обижайся, я люблю Лунян, просто… просто…, - тут он зашелся смехом.

Он так долго, так искренне смеялся, что я начал вслед за ним подхихикивать.

Ой, не могу, ой! Уморил! Из.. из… вини! Ой сил нет! Это ж надо! Я… Лунянина… крысой кормил! Ой, ну мне плохо! Держите меня! Старый пень! Лунянину и крысу скормил! Ой! Все умираю!

Он вдруг стал серьезен. Я только потом понял, что это было признаком класса: менять стиль общения в зависимости от речевого партнера.

Сразу хочу извиниться за мой пен-а-нюш. Так проще общаться в тюрьме, но я говорю и на лу-русс, нет проблем.

Неважно, - я попробовал присесть, но кровь потекла сквозь сжатые зубы, и я снова лег.

Нет, важно. Это тяжело – слышать пен-а-нюш и не быть в силах привыкнуть к нему.

Я привыкаю.

Нет, не стоит. ТЫ хорош тем, что ты Лунянин, а землянина, даже очень скверного, из тебя уже не выйдет.

А как же вы? Вы говорите одинаково на лу-русс и на пен-а-нюш.

Я другое дело. Я хистрограф. Знаешь, кто это такой?

Всегда думал, что хистрографы живут в фешенебельных апартаментах и ходят за президентами.

Эрнст подтянул под себя ноги. Чуть наклонил голову. Я не мог различить черт его лица. Крупные или они или изысканные? Седые ли у него волосы? Какого цвета у него глаза?

Эта длинная история. Когда-то, да, когда-то я так и жил. Я работал на военную организацию, высчитывал вероятность ошибок и вычерчивал основную диалектическую линию. Ведь что, по сути, делают хистрографы? Анализируют события с философской платформы, развивают теории в диахронии, делают прогнозы. Не пыльная работа.

У Эрнста был удивительный голос. Мягкий баритон. Веселый баритон. У мужчин аз 50 редко бывают такие голоса. Ломаются, трескаются, ржавеют, а его… трепетал.

Как вы догадались, что я Лунянин?

Бархатный смех, удивительный смех. Просто смех, даже слов к нему не надо.

На земле редко услышишь фразы типа “я вам благодарен”, “спасибо большое”. И волосы… ты даже сейчас их завязываешь на затылке, хотя, наверное, руку больно поднять. Это признак. Это стиль.

Мы просыпались в одно время и разговаривали. Больше было нечего делать. С утра и под вечер нам ставили две миски с едой, а иногда и поили, так, мутной, грязной водицей.

У тебя есть прививка от тифа? – Эрнст окунал палец в кружку и слизывал капельки с него.

Нет… хотя… не знаю. Да зачем? На Луне это не к чему.

Луна… я помню ее.

Вы там были? Где? Когда?

Нет, приятель, нет, я видел ее лишь в виртуальном мире, ноя помню ее так, как будто был там. Это нечто святое. Чистое и прекрасное.

Я кажется всхлипнул. Многим позже я понял, что не все, что он тогда мне говорил, было правдой. Порой, он просто лгал. Но он лгал так умно, как другие никогда не говорят правду. Он знал, что мне сказать, как утешить. Все же он, да, пожалуй. Звен, были самыми умными людьми в моей жизни.

Алеша, - Эрнст сгибал и разгибал руки, пытаясь размяться: Алеша, не спрашиваю тебя, почему ты здесь, как ты оказался на Луне. Но мне интересно, как ты теперь чувствуешь себя.

Я сначала не понял, что он хотел узнать:

как я чувствую себя?

Прости меня, я не должен об этом говорить, но ты можешь просто промолчать. Хорошо?

Ладно.

Как ты живешь теперь, когда вес, к чему ты привык - в прошлом, а настоящее тебе отвратительно?

Я вздрогнул. Он узнал меня лучше, чем я знал самого себя.

Но Лунянина нельзя спрашивать о его личном, и я молчал.

Извини, это было ошибкой. Я знал, что ошибусь еще до того, как задал тебе этот вопрос. Ты Лунянин, это надо уважать. Прости.

Он не мог долго молчать. Наверное, это был его единственный недостаток. Если можно говорить об Эрнсте как о человеке с недостатками вообще.

Ты по-прежнему чувствуешь это?

Что?

Тот день, когда ты понял, что не можешь больше подчиняться многочисленным земным “должен”? Тот день, когда ты все сделал по-своему?

Откуда вы знаете, что этот день у меня был?

Мой день был восьмым января. А твой?

Я молчал. Даже Эрнсту тогда я не мог сказать про мое 11-ое июля.

Хорошо, а ты еще чувствуешь “это”? Ты еще бунтарь?

Я задумался. Да нет, ничего и не было. Был мой судный день земной жизни, но мне по-прежнему нет дела ни до одного нюшки и его проблем.

Нет, этого больше нет. А у вас?

Теперь он замолчал. Мы не сразу стали говорить с друг другом обо всем. По началу мы молчали, по началу наши мысли еще не смешивались. Ноя позволял ему заходить в свой разум, а он еще и обогащал его.

ты интересуешься монгами?

Спрашиваете, - я уже мог сидеть, прислонившись спиной к липкой холодной стене и все меньше кашлял: Спрашиваете, я просто…

Я еще не мог сказать ему, что просто сходил с ума по монгам, по их культуре, по их нравам.

Я почему спросил, я ведь работал с ним.

С монгами?

Точнее с гумнами. ТЫ знаешь разницу?

Спрашиваете! Однажды прямо на мне лежал гумн и истекал кожей, лимфой и всем остальным. А под сгустками крови проглядывало изувеченное лицо монга.

Вот! Ты тоже заметил! Ведь монги необыкновенно гордятся собой, своим телом, своим разумом, совей технологией, а потом - бац! И уродуют себя таким страшным образом. Вживляют волосы, хрящи, ногти, наслаивают кожу. Это мучительно, я это знаю. Но они это делают.

А кем вы работали там? Неужели хистрографом?

Именно, я пытался осмыслить это существо, гумна, понять его философию, осознать его сущность, узнать, как он мыслит.

Здорово!

Завидуешь?

Нет, как вы могла подумать…

Обсудить книгу на форуме

Главная : Проза : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38