Любовные романы и рассказы

В нашей онлайн библиотеке вы можете найти не только интересные рассказы, популярные книги и любовные романы, но и полезную и необходимую информацию из других областей культуры и искусства: 1 . Надеемся наши рекомендации были Вам полезны. Об отзывах пожалуйста пишите на нашем литературном форуме.

Сергей Лопатин

Предварительный просмотр

Главная : Любовные романы и рассказы : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

А мне оставалось поддерживать разговор с полудурками на предмет их творчества. Например, один такой мне заявил: “Жорж, я что хочу сказать – вы нормальный писатель, у вас это в глазах написано. Вот тут у меня есть мощный беллетристический материал. Я хочу вам предложить поработать над этим текстом и напечатать под двумя именами – моим и вашим. Все затраты беру на себя. Вы согласны? Я что хочу сказать – вы скажите, какие это затраты…”. Это когда-то провинциальный якобы писатель, до пятидесяти лет так и не написавший ни одной книги. Что с такими делать? Я лишь вдумчиво посмотрел в его глаза и отошел в сторону. Что-то мне сегодня не по себе. Нужно отправиться домой. Обычная походка до дома в пять утра, когда нищие только вываливаются с чердаков. Спать хочу. Меня опять не рекомендуется будить.

А вам приносят почту? Это я к чему – разбирая недавно пухлядь бумаг, среди которых содержались весьма достойные образчики жанра, как то: письмо от группы поклонниц с просьбой о моем разрешении назвать будущего ребенка одной из них моим именем; удостоверения в количестве нескольких о моем почетном гражданстве различных стран и столь же почетном членстве всех мыслимых и немыслимых городов, от Женевы, так почитаемой одним из моих знакомых, до Ресефи, столице Пернамбуку, в устье Капибарибе; всяческих бумажек, убеждающих о присвоении мне званий, которые по мере освоения этих залежей бесполезной и бутафорской информации, появлялись все чаще и все настойчивее, и прочей волокнистой чуши, я обнаружил одно письмо. Розовый цвет конверта мгновенно высказал предположение, при каких обстоятельствах я мог это письмо читать. Это прямо относится к описываемым мной событиям, так как его я получил как раз на следующий день после того, как впервые увидел Элпис.

Я помню, что открыв почтовый ящик и увидев в руках розовый надушенный конверт, я подумал что: а)она будет утверждать, что у нее от меня ребенок; б)предложит на ней жениться на только женщинам понятном основании – она прочла все мои книги. В любом случае дура.

Я ошибся. Это было хуже, чем дура. И во много раз. К тому же, письмо было коллективное. Дефлорировал письмо сверху – феминистки!

Дотошный и привыкший к различным, но, как правило, примитивным литературным приемам, уже стремиться увидеть в нижеследующем тексте письма, который я приведу полностью и без зазрения, очаровывающий знак, предзнаменование чего-то важного и поэтому выделяемого мной особенно. Предупреждаю сразу – письмо я добавил из чистого ухарства (да простит меня Карл Проффер (41)). Итак, вот оно, письмо, каждая буковка которого любовно перепечатана мною в этот текст. Комментарии в скобках, вроде, мои.

“Уважаемый Жорж Нипель(я)! Мы, женщины из Общества феминисток за защиту прав женщин в литературе и искусстве имени Э. Варголы (42) (терпеть не могу), возмущены тем, в каком свете представлены все ваши героини. Всех ваших героинь (всех?) вы представляете недальновидными, глупыми, истеричными и непривлекательными, что вовсе не соответствует требованиям всех трезвомыслящих женщин (феминисток?!). Мы ознакомились со всеми вашими произведениями (неужели прочитали?) и пришли к выводу (неужели додумались?), что женщины в них оскорбляются вами намеренно. Потому мы требуем от вас публичного извинения (не ожидал!) в эфире национального радио и телевидения за вред, принесенный вам репутации порядочных женщин…

(Далее следовало семь страниц неприлично рекламного текста Общества феминисток, извлеченного, видимо, из их собственного устава (43). Мне рассказали обо всех целях, со слюнями гончих собак преследуемых ими, пожаловались на бедственное положение угнетенных женщин во всем мире с примерами, включая многочисленные вербальные иллюстрации клиторального обрезания, религиозной проституции и инициация, кои наблюдаются в некоторых странах. А в самом окончании эти собаки разодрали меня предложениями перечислить для поддержания их деятельности несколько денег. Из уважения к себе я пропускаю эти страницы, ко мне персонально не имеющие никакого отношения. И только в начале восьмой, вскоре оборвавшейся заключительными подписями, из которых была разборчива только D.R. Kitzler (44), следовали призывы.)

…Надеемся, что вы учтете интересы женщин и перестанете их унижать в дальнейшем. Если же вы не примите во внимание наши рекомендации, то мы проведем несколько акций, призывающих людей не покупать ваши книги. Вы мужская шовинистическая свинья!”.

По поводу последней фразы я сначала, было, засомневался. Но, по всей видимости, у членов Общества феминисток (45) – они бы не одобрили эти слова – такое окончание писем мужчинам было в списке одних из самых священных традиций.

Их письмо меня развеселило. Ещё раз посмотрел на конверт – авиапочта, захолустный американский городишко, куда все веяния доходят через сто лет после того, как это станет неактуальным в Ботсване. Я то думал, что все феминистки уже давно вымерли, но оказалось не так. Мало того, что они ещё живы, так они ещё и обвиняют меня в ненависти к женскому полу. А как же быть с моим романом “Мой друг Клитор”, о котором я уже упоминал. А как быть со всеми женщинами, которых я сделал счастливыми? Я недавно упоминал о просьбе группы женщин разрешить назвать моим именем ребенка. Вот как! Ребенок ещё не родился, они писали, что мать даже и пола не знает, а уже хотят назвать Нипелем. Я представил девочку по имени Нипель, с золотистыми волосиками, лет четырнадцати, с хрупкими коленочками, скромно подносящую нескромные цветочки с моему памятнику с мыслью, что я благословил её на всю жизнь, и ни как-нибудь, а целым своим именем. Что-то не хотелось мне развивать биографию ребенка, если родиться мальчик. Вырастет толстым уродом, а его приятели, онанирующие на чердаках втайне от него, придумают похабное прозвище, рифмующееся с “нипель”. И будет ходить этот малолетний ожиревший придурок по библиотекам и выискивать старые, вновь не изданные книжки забытого писателя Жоржа Нипеля и проклинать его за то, что мамаша-идиотка назвала сына таким именем. Б-р-р-р.

И после этого обвинять в женоненавистничестве (двадцать букв, и все к месту)? Нужно, пожалуй, привести здесь в качестве документации мой ответ:

“Уважаемые феминистки! Я, писатель из Общества защиты прав Жоржа Нипеля имени Жоржа Нипеля, возмущен тем, что вы существуете на свете. Все вы недальновидны, глупы, истеричны и непривлекательны, что вовсе не соответствует моим требованиям к женщинам. Я ознакомился со всеми вашими программами и пришел к выводу, что я в них оскорбляюсь вами намеренно. Потому я требую вашей смерти в эфире национального радио и телевидения…

(Далее я не стал писать несколько десятков страниц моей скромной биографии, благо что я писать, в отличии от феминисток, могу, а ограничился троеточием).

… Надеюсь, что вы учтете интересы Жоржа Нипеля и перестанете существовать в дальнейшем. Вы женские шовинистические свиньи!”.

Письмо, сразу заметно, скабрезное и неоригинальное, но писатель может иногда позволить написать глупо, тем более я, пишущий глупо во всех случаях.

А вообще, тяжела писательская доля, даже если ты и забытый писатель. Постоянно кто-то норовит к тебе пристать: то журналист-скотина, то представители очередного общественного объединения, например Фонда защиты тюленей от оленей или Всемирной организации защиты оленей от тюленей. Даже мне, уже никому не нужному и неинтересному писателю, они предлагают возглавить координационные советы, внести крупное пожертвование, залезть с транспарантом на трубу мусоросжигательного завода, выступить на митинге в защиту пресмыкающихся.

Я получаю их письма постоянно – раз в три дня. Их депеши характерны – сначала я полагал, что они кладут в конверты мусор из своих офисов, а потом, после детального изучения с карандашом в руке содержимого конвертов, я понял, что люди, пишущие письма по двадцать пять листов, явно не в порядке. Не забудьте мне напомнить об одном для этого определения исключении.

В тот период, когда моих книг люди покупали больше, чем хлеба и презервативов, я получал чрезвычайное количество посланий. Были и посылки от детей, присылавших мне ужасные поделки собственными руками, но больше, конечно, было писем. Я могу вас уверить, если бы вам приходило столько писем, то вы бы научились писать ответы на них даже не распечатывая конверта. Я научился так определять, от кого письмо и что этому человеку нужно. Молодые девушки обычно предпочитают отправлять письма в белых конвертах, начинающие писатели и пенсионерки – в дешевых серых, дамы в возрасте, не совместимом с моими представлениями, то есть за тридцать, отправляли бледно желтые письма или открытки, а вот совсем неуправляемые самки писали мне в розовых оболочках. Мужчины мне не пишут. Как показала мне свою наготу практика, письма бывают даже интересными. Самые интересные письма – на одном листе бумаги, и им я больше всего доверяю. Если конверт попадается пухлым, как один мой знакомый, очень любивший пожевать хурму с тарелочки в коридоре, то его можно сразу выбрасывать – ничего дельного не содержится.

Люблю письма, написанные от руки. Провинциальные писатели-маразматики тоже утверждают, что им нравятся письма от руки, они говорят, что так человечнее. Мне нравятся по другой причине – приятно рассматривать лист бумаги, каждый раз уникально изуродованный неизвестным придурком с другого конца страны. Так веселее.

В частности, и письма приходиться читать в промежутках между сном и посещением собраний окололитературного толка.

А теперь об исключении. Некоторое время назад я получал от одной юной особы письма по двадцать пять листов. Иногда картавый искусствовед, под блеянье которого так приятно засыпать, называет голос третьесортной исполнительницы медицинских сестер эротичным, я же так могу назвать почерк. Письма этой прелести, чье имя я не рекомендовал бы себе называть, я просматривал перед прочтением – приятно было смотреть на её буковки. Один известный писатель на десяти следующих страницах непременно бросился бы рассматривать все особенности написания, как то: куда уходит хвостик, какой наклон кто и куда делает и тому подобное. Такой, знаете ли, невинный у неё был почерк. Ильмы над площадкой для крокета. Счастье эстета.

После всемерного изучения листов я принимался за чтение. Допустим, вы получаете письмо от троюродной сестры племянника вашей четвертой жены. Вы, наверняка, с ней напряженно переписываетесь, активно поставляя в желудки почтовых ящиков друг друга свежий корм. Одним утром вы опорожняете свой ящик и выпадает из него конвертик пухлого вида. Откормленный конвертик. Вы садитесь в кресло, разрываете конвертик и – внимание – теперь представьте, что это такого может содержаться на стольких страницах. Могу подсказать – дословная запись застольной беседы во время последнего праздника вашего адресата, подробнейший анализ ситуации на рынке товаров народного потребления в городе N. с приложением в виде сравнительной таблицы цен на триста восемьдесят три наименования, также выраженных в основных мировых валютах по прогнозируемому курсу на момент предполагаемого получения письма, и в золотом эквиваленте; по всей вероятности, также должно на страницах почтового манускрипта встретиться и описание почти всех снов, посетивших адресата за несколько прошедших недель с наиподробнейшими деталями, не сумевшими ускользнуть от его цепкого восприятия, причем рядом будут находиться и философские измышления, “к чему это мне приснился на Рождество газосварщик с малиновом манто” и прочие не вполне любопытные подробности быта. И даже с восторженно поэтическим описание за оконной природы письмо потянет листов, от силы, на пятнадцать.

Я же получал письма совсем не такие. Она умела писать и делала это намного грамотнее и интереснее меня. Как приятно было пробиваться читающим взглядом через всегда легко понимаемые, но так поразительно устроенные фразы, как приятно было подхватывать её слова, шевелить их собственным языком, и через точно рассчитанное угадывание намеков приобретать более образное представление её выражений. Один абзац играл с другим, так далеко написанным от первого, найдя связь в моей голове через словесные нити, в которые, как она верно рассчитала, я неизменно попадался.

Она получала от меня тексты-головоломки, где за гладью ровных слов скрывались хитрые приемы. Я писал основной текст, после каждого предложения вставлял по два посторонних, написанных, однако так, чтобы смысл менялся полностью. Вместе с этим я использовал в основном тексте сложнейшую цепь аллюзий - отыскав и поняв все звенья которой, а многие из них были фальшивыми и уводили в тупики, можно было понять мои намеки. Я использовал всякие анаграмические штучки, в общем, все те глупости, которыми любят развлекать себя некоторые особо сознательные граждане интеллектуального свойства в периоды отрочества, вместо того, чтобы заниматься здоровой сексуальной деятельностью, или вкушать прочие радости жизнедеятельности.

Мои письма к ней были такими хитрыми, что я сам не мог их разгадать через полчаса после их конструирования, но она делала это быстро и легко. В ответах на них она прямо не упоминала ни о чем, но её собственные ловушки были построены по таким же схемам, что использовал я. Кроме этого, она так тонко и так жестоко иронизировала над ними, что я начинал жалеть о том, что писал ей. В конце концов, я перестал это делать, поскольку неумело корреспондировать девушке с дьявольским умом мне показалось неуместным.

Впрочем, не стоит отвлекаться на истории про моих корреспондентов. Кстати, о корреспондентах. Шутка.

Вы, безмозглые читатели, наверное, ждете, когда же я вам расскажу, что было на третью ночь моего посещения “Мирандолы”. Может, вам ещё и голову вареньем намазать? Не пошел я в “Мирандолу” на следующую ночь! Дело в том, что мне нужно было лететь в Баден-Баден, где я должен был прочитать несколько лекций под общим заголовком “Линда Лавлейс (46) и ораторское искусство”. Организаторы платили хорошо, да и вообще – грех не слетать. К тому же обещали культурную программу с тремя девочками. Неплохо живет Жорж Нипель.

В отличие от обывательского элемента, ногами запихивающего в чемоданы свои трико и зеленоватые в красные ромбики носки, при отправлении в небольшое путешествие я беру только два костюма, черный и серый, клубный пиджак и сорочки, в зависимости от количества дней. Галстуки приобретаю на месте.

Итак, мне нужно в Баден-Баден. Где мой гардероб? Ага, вот он, зараза. Когда я возвращаюсь под утро из заведений общественного и частного питания, мне, право, не удобно искать свой гардероб, снимать с себя одежду и размещать её там на ночлег. Поэтому приходиться бросать её на пол, а в гардеробе хранить изрядное количество запасных сорочек, костюмов, обуви и прочего добра. На это уходит много денег. Я ещё и часы раньше терял, тоже много денег тратил. А теперь не трачу – они у меня по всей квартире десятками валяются. Надо бы надеть какие-нибудь. Вот три пары в ванне валяются! Возьму вот эти. Несмотря на упомянутое выше письмо от феминисток, женщин я терпеть не могу только в двух случаях – в искусстве и когда они куда-то собираются. Видимо, это скрытая часть сексуального поведения женщины – не поспевать к сроку, постоянно занимаясь посторонними делами. Если ей нужно куда-то успеть, то она превратит квартиру в полигон сексуальных испытаний, испортит свое платье, броситься его зашивать, порвет чулки, потом это все бросит, наденет другое платье, накричит на первого попавшегося, сядет смотреть телевизор с недовольным лицом, тридцать восемь секунд его посмотрит, потом все-таки решить пойти, и, в конце концов, опоздает на два часа, нервничая по дороге, что забыла выключить утюг.

Обсудить книгу на форуме

Главная : Любовные романы и рассказы : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13