BestBooks.RU - электронная библиотека

Любовные романы и рассказы

Сделать стартовым Добавить закладку

В нашей онлайн библиотеке вы можете найти не только интересные рассказы, популярные книги и любовные романы, но и полезную и необходимую информацию из других областей культуры и искусства: 1 . Надеемся наши рекомендации были Вам полезны. Об отзывах пожалуйста пишите на нашем литературном форуме.

Сергей Лопатин

Предварительный просмотр

Главная : Любовные романы и рассказы : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

Вот так же и Элпис. Заходит в “Мирандолу” – и выясняет, что она там уже сидит. И я её понимаю – не каждый раз видишь экземпляр женщины, зарывшейся в шелк так, что даже ушей не видно. Становиться сразу же интересно – а кто это, а как её зовут, а зачем это она. На простое любопытство и рассчитан мой трюк, который я, признаюсь, арендовал у неё же.

Теперь главное – выждать, найти тот рубеж между любопытством и разумом, дождаться, когда первое отвергнет второе. В одну минуту это случиться, и она захочет пренебречь своим молчанием. И тогда она обратиться ко мне. Здесь же венцом всего будет служить и фактор сексуальной заинтересованности, поскольку мне дали обильные разъяснения по вопросу соблазнения девушки в роли девушки, и я начал недвусмысленно применять эти знания. Не уверен, что женщина её возраста польстится на мои “лесбийские” позы, вздохи и прочий шарм, но мне ничего другого не остается. Тридцать шесть лет для меня сложный возраст – в период неписательской молодости ни о ком старше двадцати я и не помышлял, во время шумной писательской известности, как вы уже знаете, я довольствовался молоденькими девушками, потом были ещё более молоденькие проститутки, надо, пожалуй, книжицу написать, потом приключения подобного плана резко сошли на нет в силу появившейся порядочности и посещения “Мирандолы”, отнимающей ночное время и из-за возникшей порядочности и желания постоянства. Оно неизвестно откуда вылезло и в настоящее время я борюсь с его пагубными последствиями и угрожающими признаками, хотя те две девушки из Баден-Бадена сумели придать очарование и грацию более или менее постоянным встречам с ними. Таким образом, на физическом уровне я не общался в дамой тридцатишестилетнего возраста, поэтому вдвойне удивительно моё к ней желание. Какие там тридцать шесть – двадцать шесть – последний рубеж моих увлечений. Поэтому я из-за разных возрастов я тоже сомневался. Во что такое сомнение, когда есть любовь и желание. Я так хотел оказаться в одной постели с Элпис – типичный инкуб (61).

Я хотел быть с ней в постели. И здесь нужно правильно понять, что я имею в виду. Постель - не украшенное обозначение двухминутного полового акта, какие вы так любите практиковать, это совсем другое. Это чувственное - лежать в одной постели, в мятых простынях, в теплоте двух тел, в каждом из которых есть то, что притягивает одно к другому, по крайней мере, в моем случае мне хотелось так думать. Слезная писательская нега - лежать в одной постели, не занимая себя агрессивными фрикционными движениями, но получая более тонкий и ломкий оргазм, оргазм от разума, а не от степени раздражения эрогенных зон. И я этого хотел - быть близким ей и чувствовать её, чувствовать её близкой мне. Засыпать с ней, просыпаться. Привязывать этими мятыми простынями себя к ней и её к себе, её к кровати, себя к кровати, кровать к письменному шкафу, кровать к настольной лампе, настольную лампу к двери и так далее. Быть жертвами друг друга.

Постель. Пастельная всегда постель. Возьмите это в шуршащие пальцы - постель. Было много кроватей, но никогда - постели. Никогда для меня не стелили. Кровавая кровать. Постная постель. Поздняя постель.

В то время, пока я сидел в женском платье и шляпе, рядом с ней, во мне шуршала одна мысль – но она же лесбиянка. Предположим, что она когда-нибудь захочет узнать, что за женщина сидит рядом, возможно, случиться так, что когда-нибудь мы окажемся перед кроватью. Но что дальше? Мой сочинительский мозг не мог ответить на этот вопрос. Приходилось с ним мириться.

Я так мало упоминал о внешности Элпис. Это, впрочем, естественно – кроме передвигающихся черных тряпок в её внешности ничего и не было, поэтому мне приходилось внимать только осанке, только походке, и, иногда, труднопроглядываемыми формами тела. И соблазнила меня не внешность, а аура, исходившая от неё. Вот так – превращаюсь в идиота-парапсихолога.

Законы жанра, которых вы где-то нахватались – не спорьте – я же вижу, что вы их нахватались, как венерических заболеваний во время последнего пребывания, чуть не сказал “в домах скорби”, в домах терпимости, и теперь они, эти ненужные приобретения, мешают вам наслаждаться серьезной литературой. Итак, законы жанра, которых вы где-то нахватались, заставляют вас думать, что Элпис кинется на меня в первую же ночь моего идиотского маскарада. Не прав ты, читатель. Тебе следовало бы читать более содержательную литературу, а не потреблять романы на бумаге из плохо перемолотой макулатуры.

Не одну и не две ночи я просидел в роли женщины. Элпис не сдавалась. В “Мирандоле” привыкли и ко мне. Что удивительно, все таким же образом пугались меня, когда я входил – сторонились, отходили к стенам, освобождая дорогу, не решались подходить. Из ночи в ночь я садился недалеко от Элпис, многозначительно смотрел в одну точку и терпеливо ждал. Dolce far niente, как сказал бы один мой итальянский знакомый.

Но всему приходит время. Элпис не выдержала однажды. Она сидела и смотрела перед собой – такой её все должны были видеть. Но я чувствовал, что давало мне преимущество. Я чувствовал, что она какой день смотрит боковым взглядом только на меня. Знаете, так бывает – смотришь на что-нибудь усиленно боковым взглядом, всего лишь краями глаз, а присматриваешься так, что предметы и людей перед собой не видишь. Так, наверное, и у неё было. Точно не знаю, не спрашивал. Но чувствовал.

Вы, кажется, не правдоподобно представляете себе это изображение. Ну где там ваша фантазия? Прекратите фантазировать на темы непорочного секса с женщиной со второго этажа соседского дома. Можете вы представить, черт возьми, не старого ещё писателя, который влюбился в козу в черных тряпках, сам надел такие же и уже месяц они сидят друг напротив друга и молчат. У меня, я предполагаю, под вуалью рожа наиглупейшая, да и все остальное тоже.

А может я с ума сошел? А что, вполне возможно. Сел читать какую-нибудь Библию и сбрендил? Кто знает! Это же очень просто. Воодушевился, например, очень логичной фразой о том, что Бог был с Иудой, и Иуда овладел горой, а вот с жителями долины не справился, потому что с ними был не Бог, а железные колесницы, и сошел с ума. Или почитал эту Иезекилевскую порнографическую исповедь – про елей и фимиам. Не говорю и о сексуальных домогательствах дьявола к Христу – получилось там у них на горе или нет? А эта глупость про распятие вышеупомянутого гражданина Христа Иисуса – его за то, что до него гражданин Адам со своей сожительницей Евой наглым сжевали червивое яблочко в известном плодовом саду, выражаясь словами одного любителя аллитераций (62). Я внушаю себе, что мог и не сойти с ума на конечной станции при осмыслении этих священных фактов. Но при анализе генеалогического древа все того же гражданина Христа стать человеком с неустойчивой психической организацией весьма просто – достаточно свести воедино две генеалогические линии Иисуса. В одном месте у Иосифа отец Иаков, в другом Илия, и, собственно, причем здесь Иосиф, если, по утверждениям, надо полагать, свидетелей, папашей родившегося мальчика являлся гражданин Бог (к сожалению, фамилия ещё выясняется, но он уже находиться в международном розыске – никак найти не могут, а он, гад, уже сколько алименты не платит). И потом – этим двум идиотам ангел сказал – родиться у вас сын – назовете Эммануил. Нет, не понравилось им! Назвали лучше – Исусик.

Хотя, все-таки, с ума я ещё не сошел, если способен рассуждать. Да, я, к своему удовольствию, жив, здоров, и Метерлинка читать не собираюсь. Когда сидишь по ночам в женской одежде целый месяц, библейские персонажи придут в голову. Потом посещали Тристан и Изольда, Зигфрид, рыцари Круглого Стола со своей чашкой, Синяя Борода, другие мифологические мерзости, которыми обычно любят кормить впечатлительное юношество. Уже через неделю я стал собирать по всей своей памяти куски мировой литературы, зачем-то хранившиеся там. Выяснилось, что помню я много чего, но все эти образчики художественного слова находятся в ужасном состоянии. Всякие мысли приходили в голову – и ни одной – по существу.

Я что-то оторвался от поднятой мной темы. Я почувствовал в один день, что он станет последним. Элпис, я полагаю, уже не могла бороться с желанием узнать, кто же я.

Не сказал, что после того, как я пришел в черных одеждах, к Элпис перестали приходить любовницы. То есть в первую ночь одна приходила, они целовались и ушли, а вот следующую ночь Элпис провела одна. Двадцать шесть или двадцать семь таких ночей. Я проверял, сколько она сможет выдержать и решиться ли вообще.

И в одну ночь она тихо поднялась и подошла ко мне. Это я сейчас спокойно пишу, а тогда мне было не беззаботно. Что бы вы делали, если бы к вам подошел, скажем, Лоуренс Стерн? Вот встал бы из могилы и подошел! Мне кажется, вы бы не испугались – у вас бы было такое же чувство, как и у меня – вы бы не знали, что вам делать.

Элпис поднялась и подошла ко мне. Она взяла меня за запястье, кинула кисть в свою и повела за собой. Это произошло! Я обрадовался, как терзаемый сперматоксикозом и комплексом сексуальной неполноценности подросток, первый раз в жизни совершивший половой акт со страшной прыщавой одноклассницей. Она молча провела меня к двери, мы вышли, она посадила в машину. Шофер тронул. Она молчала, я молчал. Мы ехали совсем недолго. Элпис точно также взяла за руку и вывела меня из машины. Из-за темноты я не разобрал даже, в каком районе я нахожусь. Был небрежно освещаем фонарями дом, в который она и завела.

Элпис все это время держала мою руку. Я думал, догадается она, что эта мужская рука, или под шелком перчатки и за миниатюрностью моей конечности это легко скрыть. Наверное, не догадалась. Она не включила света. Мы обе, я могу так написать?, молчим. Элпис ведет меня на второй этаж. Я смотрю по сторонам, но ничего из-за темноты не различаю. На втором этаже значительно лучше видно – луна проникает в окна. Постель. Элпис подводит меня к ней. Жорж Нипель, что с тобой делают?

Вот здесь происходит обрыв. Обрыв медлительности, её величия, всего прочего. Она срывается и начинает меня неаккуратно раздевать, стаскивая с меня перчатки, вуаль. Я точно так же это делаю с ней, благо, что одеты мы одинаково.

И я боюсь этого – я же мужчина. Это обнаружится через три секунды. Вы знаете, мысли могут нагреваться. Вот сейчас. Она обнаружит. Она снимает с меня платье. И я с неё снимаю платье. Что же сейчас будет?

И вот он – главный кульминационный момент этой динамичной сцены – мы сняли с друг друга одежду. Оказалось, что мы оба – мужчины.

Густой, как липовый мед, его голос пробормотал что-то. Я в дикой панике схватил его и свои вещи, сбежал по лестнице, чуть не упав на ней, на первом этаже сделал попытки одеться. Поскольку мы приехали уже под конец ночи, эта чудовищная постельная сцена случилась как раз в тот момент, когда ночь переходит в утро за минуты. Наспех одевшись, натянув на себя платье и надев туфли, я выбежал из дома. Район мне был знаком. До моего дома идти недалеко, но порядочно. Бродяги уже начали вылезать из канализационных люков. Опасаюсь – кто знает, какие у них воззрения на писателей, ранним утром прогуливающихся по улицам в одном женском платье, из под юбки которого свисает рванная сетка чулок. День начинается. От потрясения остается только тошнота.

Утро. Я ненавижу утро. Эта холодная до неприязни всем телом атмосфера мне настолько противна, что одно слово “утро” заставляет вспомнить о тошноте и усталости. Утро. Когда редкие ещё машины куда-то спешат, а шоферы крутят их рули с выражением гнуснейшего героизма на своих замусоленных рожах. Дебилы! Ну какого черта они встают в четыре утра от своих толстых, глупых, дурно пахнущих, некрасивых жен, умывают свою рожу, толстыми крестьянскими пальцами приглаживая свои просаленные усищи! Неужели нельзя проспать хотя бы до восьми, а потом встать и поехать, без всяких там героических поползновений в сторону сокращения времени сна. И вот они едут мимо меня. Куда едут? А бог их, дураков, знает. Едут они, раскручивая руль своими грубыми прокуренными руками, а рядом с ними лежат приготовленные их женами невкусная курица в фольге и холодные, сваренные вкрутую яйца в полиэтиленовом пакете. Мерзость!

Или сумасшедшие старухи-дачницы. Им же лежать в доме престарелых и ждать свою омерзительно воняющую смерть, а не переться к своим овощам и фруктам, выращивать свою редиску. И вот они, с граблями и мотыгами на плечах, топают на свои дачи. Они встали все сегодня часа в два ночи, мучимые старческой бессонницей, сварили себе еду, а теперь идут на свою дачу с ещё большим героизмом, чем шоферы едут на своих колымагах.

Я иду по асфальту, безразлично смотря на собственные ноги, поскольку желания смотреть по сторонам у меня нет. Этот туманный утренний город, такой все ещё вялый, как я, но уже возбуждающийся и готовый вывалить на свои дороги кучу абсолютно бездарного и бесполезного мусора, который ханжеской походкой пойдет на работу, чтобы там сидеть и жить так же, как он всегда жил.

А я иду. Меня тошнит и клонит в сон. Я не пьян, но чувствую себя переваренной пищей. Мне плохо. Я бы умер. Просто умер, бросился бы сейчас на этот тротуар и сдох бы, как вшивый гонорейный бродяга, при этом испытав блаженство от того, что просто дохну и мне никуда идти уже не надо.

Поганое утро. Мне же не долго идти, а почему тогда я так долго передвигаю ноги?

Я иду быстро и жалею, что идти быстрее не могу. Бежать не хочется. Поганое утро.

Ну, иди, иди! Это я сам себя так подбадриваю. Вот дебильное слово! Подбадриваю…

Ну, иди же. Ещё немножко и тебя ждет постель. Ты залезешь туда, будешь самым счастливым и заснешь. Хотя, конечно, не сразу. Ты будешь оттягивать этот момент. Ведь каждому хочется быть счастливым чуть дольше. Ну, потрепи чуть-чуть.

Всё! Дошел. Сейчас, сейчас. Скидываю одежду на кресло. Ложусь в заранее приготовленную постель, закрываюсь одеялом. А-а-а! Ещё минута и не будет у меня ни тошноты, ни воспоминаний об ублюдочных шоферах, куда-то проезжающих таким ранним утром. Ещё минуту и я буду свободен ото всего. Минута пошла. Сплю. Меня не будить.

 

КОНЕЦ

Стр: 35
1.
Это, конечно же, явный намек на набоковскую “Лолиту”, где главный герой Гумберт Гумберт говорит о своей работе “Прустовская тема в письме Китса к Бенжамену Бейли”. Как видно, автор не только иронизирует над названием, но и дает дату написания письма, что делает иронию более понятной.

Кроме того, для более эрудированного читателя эта ирония приведена неспроста. Она задает направление основной теме романа. Достаточно обратиться к тексту этого письма: “…Вспомни: разве ты, мысленно рисуя себе лицо певицы, не воображал его себе в минуту восторга более прекрастным, нежели оно могло быть на самом деле? Тогда, высоко вознесенному на крыльях воображения, тебе казалось, что реальный образ совсем близко от тебя и что это прекрастное лицо ты должен увидеть”. Здесь и содержится “нипелевская” тема, о чем автор скрыто и упоминает.

Обсудить книгу на форуме

Главная : Любовные романы и рассказы : Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

Сергей Лопатин: mail@lopatin.org http://www.lopatin.org
  • В московском метро арестовали пассажира за чтение книги
  • Что почитать. 100 лучших книг
  • Если данная страница вам понравилась и вы хотите рекомендовать ее своим друзьям, то можете внести ее в закладки в ваших социальных сетях:

    Возможно вы ищете советы по тому или иному вопросу? В таком случае будем рады, если указанная информация (не связанная с нашей электронной библиотекой) поможет вам и будет крайне полезна в решении поставленных бытовых задач - .


    Вы можете также посетить другие разделы нашего сайта: Библиотека | Детективы | Любовные романы | Эротические рассказы | Проза | Фантастика | Юмор, сатира | Все книги
    Добавить книгу | Гостевая книга | Гороскопы | Знакомства | Каталог сайтов |



    Как добавить книгу в библиотеку 2000-2023 BestBooks.RU Контакты