Любовные романы и рассказы

В нашей онлайн библиотеке вы можете найти не только интересные рассказы, популярные книги и любовные романы, но и полезную и необходимую информацию из других областей культуры и искусства: 1 . Надеемся наши рекомендации были Вам полезны. Об отзывах пожалуйста пишите на нашем литературном форуме.

Борис Дмитриев

Вам возвращаю ваш портрет (3-8)

Глава восьмая

В пятьдесят девятом мне исполняется тринадцать лет. Это упрямое время под печальное сияние небесной лампады бороздит планету. Что и говорить, нежнейший возраст, когда кажется, что позади уже много всего, а вперед вообще не проглянуть, как в туманную ночь у окна. Где-то там, высоко в ночи, томится безмолвием Луна. Одной лишь ей известно, что мир существует сам по себе, что мы явились сюда на мгновение, ведь мы приходим и уходим, а холодный свет Луны от века и доныне висит над бездной. Много старше, научившись созерцать любовь, я буду переноситься в пространство, где нет никаких измерений, где не на чем остановить взгляд и не на что опереть ногу. И в этом леденящем мозги ничего, станет проявляться волшебный цветок, очень напоминающий бутон тропического алоэ. В тиши прозрачного эфира ясно слышится небесный перезвон колокольчиков хрусталя, и под эту благоговейную мелодию волшебный цветок любви расправляет свои чарующие ланиты. Краски самые неземные, подернутые томной негой, струятся мне в очи и все округ наполняется благоуханием любви и Божества.
Однако, прочь некстати снизошедшие сентиментальности, я приглашаю вас в Луганск, к моей школе номер два, что по улице Юного Спартака. Славное наименование, не правда ли? В переводе с совкового, суконного на язык человеческий, оно означает - улица молодого гладиатора. Страна советов являла собой настолько несуразное, прямо таки фантасмагорическое образование, что, оказавшись в любой ее точке, было от чего прийти в замешательство. Вот представьте, судьба привела вас в тенистую аллею по улице Юного Спартака, что в старой части города Луганска. Короткая улица, всего-то метров триста, но чего вокруг вас только не нагорожено. Детский садик, городская прокуратура, дом-музей Владимира Даля, образовательная школа, водолечебница, епархиальное управление, жилые дома, ремесленное училище и весь этот компот называется, почему-то, Юным Спартаком, то есть еще не гладиатором, но мальчиком с хорошей перспективой. Чем руководствовались власти, положившие такое мудреное название улице, кого они имели в виду: детишек, попов, прокуроров, врачей, ремесленников? Справедливости ради следует сказать, что сегодня улица носит имя великого моего земляка, большущего знатока русской словесности. Прокуратуры там давно уже нет, нет и епархиального управления, от чего весь колорит старой школьной улицы утратил былое многоцветие. Вы только вообразите: тут тебе зловещие «воронки», доставляющие на допросы тюремных арестантов, тут же стреляющая «чинарики» голытьба в форменных фуражках из седьмого ремесленного училища, следом важные попы в черных зашторенных «зимах», за ними, вприпрыжку, дьякона и церковные старосты, медсестры в белых халатах, сопливые детсадовцы, и мы, учащиеся школы имени Кирова, с пионерской дружиной, опять-таки, имени Павлика Морозова.
Вот ведь, что удивительно, всю жизнь, от самого рождения меня преследовала близость к духовенству. Началось все с того, что папа завел дружбу с жившим по соседству батюшкой, крестившим меня в младенческом возрасте. Частенько под чарочкой священник брал меня на руки и щекотал своей курчавой бородой, как бы заранее заигрывая со мною, предчувствуя наперед нашу неразрывную дружбу и крепкую, до боли в объятиях, любовь. В школе я учился рядом с епархиальным управлением, которое позже расположилось по соседству с моим домом на Красной площади. А совсем позже, я и сам почти двадцать лет проработал на ниве церковного домостроительства. Фактически большая часть моей жизни прошла в окружении людей, одетых в черные рясы.
В христианской иконографии существует прекрасный сюжет, по которому изображается Спаситель в окружении детворы. Он так и называется - «Христос проповедует детям». Признаться, это самое милое для меня изображение Иисуса. В нем присутствует потрясающая воображение кротость и безмятежность, воистину райского происхождения мудрость и чистота, возникающее от слияния детской непорочности с Христовой любовью. Тем удивительней вспоминать неизменное чувство страха, с которым мы встречались с духовенством на наших улицах. От попов шарахались, как от черных кошек. То ли дети мы были какие-то не такие, то ли батюшки подгуляли на предмет сходства своего с Иисусом.
Мнезасвоюоколоцерковнуюжизньдовелосьперевстречаться, перезнакомиться с сотнями священнослужителей. Могу засвидетельствовать, что духовенство, в общем случае, делится на три четко обозначенные группы. Это батюшки городские, батюшки сельские и выездные, вояжные служители культа. Городские батюшки, тяготеющие к корыту пошире и поглубже, скажу, по совести, для меня мало интересны. Сельские священники, это в некотором роде ссыльное духовенство, неугодное высоким властям, часто и потому, что не желало стучать так громко, как хотелось бы. Их загоняли на далекие, мало привлекательные приходы, со скромным достатком, чтобы там на досуге поразмышлять на предмет - что есть истина. Фактически, эти неприметные люди пронесли на себе славу и дух православной веры сквозь жуткий двадцатый век. Среди выездных попов попадались такие перлы, что с них бы картины, романы ваять, если достанет шикарных красок. Обо всех, разумеется, не расскажешь, но вот об одном отце Николае могу замолвить пару словечек.
Надо знать, что сельские люди, посещающие церковные службы, разительно отличаются от городских прихожан. Городская душа отправляется в церковь из страха перед смертью, она ищет там утешения, надежды на спасение. Сельский человек меньше боится смерти, быть может от того, что постоянно наблюдает на собственном подворье жизненный круговорот. Пребывая ближе к повседневному естеству, он ходит в церковь большей частью из любви к жизни, ко Христу, видя в нем поруку и знамение щедрости природы. Господа нашего Иисуса городские и сельские люди смотрят и понимают по-разному. Для горожанина иконный ряд, связанный с изображением Спасителя, рисуется как «Спас Вседержитель», «Спас в силах», «Спас ярое око» , когда Христос фигурирует в качестве грозной силы, милующей и карающей людей за их добрые и худые дела. Для сельского прихожанина Спаситель выступает преимущественно в образе маленького Иисуса, изображаемого на иконах Богородичного чина. Селяне воспринимаю Христа как маленького ребенка, которого умиленно называют Боженька и радостно молятся Ему, доверяя самые сокровенные тайны. Ребенок, естественней воспринимается, как залог бессмертия, ибо в нем невозможно прочитать признаков конечности собственного бытия.
Итак, об отце Николае. Наше личное знакомство завязалось при необычайных обстоятельствах. Приехав по приглашению в одну из сельских церквей к концу богослужения, я застал в святом алтаре дерущихся на кулачках отца Николая с местным старостой, не поделивших по-доброму воскресную выручку. В наших храмах богослужения сопровождаются непрекращающейся денежной возней. Постоянно что-то шуршит, позвякивает. Этот зловещий лейтмотив пронизывает церковную жизнь сверху донизу. Итак, забавный, как вы правильно догадались, оказался священник. Позже мы славно подружились, и мне довелось немало потрудиться на его часто меняющихся приходах. В одной из доверительных бесед батюшка в сердцах поведал откровение высочайшей литературной пронзительности, перед которым меркнет гений самого Федора Михайловича.
Дело в том, что от города, в котором жил отец Николай, до его сельского прихода было не меньше двухсот верст. Режим работы священника оказался таков, что необходимый автобус отходил по расписанию крайне неудобно, буквально сразу же по окончанию воскресной службы. Часто батюшка даже не успевал пересчитывать вырученные доходы, он запихивал бумажные деньги, извлеченные из разных карманов, в поповский саквояж и мигом залетал в автобус. И вот тут-то начиналось самое душераздирающее. Дорога дальняя, народищу полный автобус, священнику, конечно, место полагалось, но деньги пересчитывать не было никакой возможности. Отец Николай говорил: «Пока доберешься домой, с ума можно сойти. Запущу втихаря руку в саквояж, на ощупь пробую деньги, чувствую, что нормально, но точно ведь не знаю сколько, хоть бейся головой в стену». Вот ведь какие страстные муки приходилось терпеть нашим батюшкам. Может не следовало об этом рассказывать, но и скрывать не смею пред Господом Богом нашим.
Вне всякого сомнения, в доперестроечные времена христианство в целом, по всем конфессиальным направлениям, пребывало в более крепком духовном стоянии, невзирая на жесточайшие репрессии и провокации со стороны властей. Курс на удушение религиозной жизни в стране ни от кого не скрывался. Мне приходилось встречаться в лагерях, отнюдь не пионерских, с людьми имевшими мужество и светлую честь пострадать за веру Христову, большей частью протестантского исповедания. Это были в высшей степени порядочные ребята, несли себя они очень достойно. Прекрасно помню свои первые посещения церковных собраний у баптистов, субботников. Молитвенные дома были маленькими, не в пример нынешним хоромам. Людей всегда набито до упора, но дух веры стоял такой, что ты невольно проникался уважением к этим отчаянным людям. Разбойная политика властей по отношению к верующим, конечно, делала свое дело, в том смысле, что люди крепчали верой, действуя наперекор властям. Сегодня все дозволено, желаешь в баптисты - милости просим, приглянулись харизматы - и туда дорога открыта, однако все без исключения христианские общины во многом утратили нечто чрезвычайно важное, животворящее церковную жизнь. Все таки главная истина Христова постигается не в смирении, но именно в борьбе.
Прежде всего, конечно, в поединке с самим собой, в советские же времена - в немалой степени и в поединке с государством.
Все сказанное в полной мере относится и к православной церкви.Комунеизвестно,чтосвященниковподстрахомотлучения от службы принуждали подписывать унизительно грязные обязательства, фактически все они оказывались заложниками своего положения. Приходилось обладать недюжинной верой, чтобы при этом нести подлинное достоинство православного духа. Были священники, об этом тоже свидетельствую с чистой совестью, которым и в тех людоедских условиях удавалось сохранять порядочность и благопристойность. А вот о своей горемычной доле, о бесконечных подсматриваниях, подслушиваниях, о беспардонных наездах со стороны властей в связи с моей работой в церкви, поведаю отдельно, на следующих страницах. Когда встречаешь в наших храмах узнаваемую мерзость, которая исступленно билась с церковью, отравляла ее жизнь, а сегодня в первых рядах идет под благословение, просто начинаешь терять голову. Иначе как бесовщиной подобное преображение не назовешь. Они лезут со всех щелей как тараканы, прут так нагло и бесцеремонно, что нам сквозь них уже не протиснуться. Люди, которые буквально теплом своих тел отогревали, не позволяли заглохнуть церковной жизни в стране, опять никому не интересны.
Старые священники рассказывали, что большим негодяем по части издевательств над церковью был Никитка Хрущев. На поприще закрытия и уничтожения храмов, по количеству уволенного за штат духовенства он, якобы, перещеголял самого Сталина. В ряду всяких сумасбродностей Хрущев прослыл большим любителем незаслуженно присваивать звания Героя Советского союза всевозможным заморским, большей частью, экзотическим лидерам. Ведь то было время широкой деколонизации малых стран Азии и Африки. Если поднимался вопрос о свободе какого-нибудь Манолиса Глезоса, затаившегося с берданкой под пальмою, то возмущению нашему не было предела, а уж звезду героя - отдай и не греши. Кого только Никита не перенаграждал. По этому поводу остроумцы сочиняли забавные анекдоты. Шутники предлагали генеральному секретарю очередные подходящие кандидатуры на соискание почетного звания. В частности, удачно предлагалось посмертно присвоить звание героя последнему императору всея белая, малая, серая и т.д., за создание революционной обстановки в России. В этом анекдоте присутствует большая ирония, но есть и огромный здравый смысл, гораздо более убедительный, нежели нынешнее причисление все того же царя к лику святых. С точки зрения обыкновенной человеческой морали, объявление Николая Романова святым, также глумливо и подло, как если бы Михалку Горбачева назвали трижды героем развалившегося Советского Союза. Хотя бы за то, что этот несостоявшийся тракторист умудрился в кратчайший срок загнать страну в долги под сотни миллиардов долларов. Случай абсолютно беспрецедентный за всю историю человечества. Только не следует рассказывать про порочность системы. Мы прекрасно осведомлены на примере Китая, как толковые руководители распоряжаются в порочных системах и каких успехов достигают без лишней болтовни. Ведь если разобраться, то одна только Украина лишилась благодаря Горбачеву зарубежной собственности не меньше чем на двадцать миллиардов малахитовых радостей. Самое удивительное, что Михалка до самой гробовой доски проживет с сознанием своего неповторимого величия, я бы даже сказал, мученичества. Неплохой повод поразмышлять о причислении очередного героя к лику святых.
Для тех, кто запамятовал, рассказываю последовательно. В свое время великому князю Николаю Романову с величайшей торжественностью и клятвозаверениями были вручены бразды правления государством Российским, весьма благополучным, очень богатым государством. Правление это, как известно, закончилось позорнейшим отречением от престола, от священных императорских обязанностей. Подобное деяние, по всем нравственным меркам, рассматривается, как подлейшее предательство своего народа. Не хочу вспоминать всех гнусностей, связанных с убиением бывшего императора и унизанного бриллиантовыми побрякушками его семейства. Что тут скажешь? Каждый берет с собой в большую дорогу все самое нужное, самое важное. Например, когда чекисты брали последнего насельника Киево-Печерской Лавры, на деликатное приглашение «собирайся, скотина», тот спокойно ответил: «уже собрался». Монах тотчас же покинул келью в чем лихо застало, не прихватив с собой даже запасных подштанников. Вот только за один этот поступок лаврского старца вполне можно причислить к лику святых и с благодарностью молиться ему до конца наших дней. Между тем, я никак не возьму в толк, в чем, собственно говоря, состоит христианский подвиг, в чем высокая духовная доблесть императора Николая Романова.
Святоотеческое предание для причисления человека к лику святых выдвигает ряд вполне определенных требований, связанных с трудами на благо процветания церкви Христовой. Является ли великим духовным откровением поступок христианина, когда он бросает на произвол судьбы свой народ, свою церковь, втянув их предварительно в бестолковую, позорно проигранную войну, стоившую миллионы жизней наших соотечественников? Это что - деяние, сопоставимое с житийным подвигом Сергея Радонежского или Серафима Саровского? Могут возразить, дескать, да как же, ведь он был так бесчеловечно расстрелян. Хотел бы я знать что-нибудь о человеческих способах казни людей. Скажите на милость, каким образом убиение Николая отличается от расстрела моего дедушки, тут что, пули были слаще? Или от казни политзаключенных в задраенных трюмах на Белом море, по известному тургеневскому сценарию. Когда вся вина этих людей состояла лишь в том, что они имели несчастье жить и родиться в стране, управляемой царем-недоумком. А не приходит ли часом в голову, что весь этот несусветный кошмар, обрушившийся на наше отечество, является прямым следствием преступно¬бездарного владычества российского императора? Говоря по совести, чучело этого, с позволения сказать, горе-святого, следовало бы водрузить где-нибудь на людном месте, чтобы было, куда плюнуть в сердцах, а то и вовсе справить небольшую нужду.
Не разделяю щенячьего восторга по поводу благозвучных фамилий из разряда Юсуповых или Голициных, которые обладая огромной властью, в бесконечных интригах и гульбищах, вплоть до придворных сафари на Распутина и Столыпина, просвистали великую страну и ввергли подопечный народ в братоубийственную бойню. Не желаю знать, как тендитные графинюшки становились в Парижах черными кухарками, тем более, что многие из них благополучно уперли из России приваловские миллионища и неплохо устроили личную жизнь. Поэтому никак не могу умиляться при виде их высокомерных наследников, присвоивших себе право судить и рядить наше отечество. Извиняться не мы должны перед ними, но это они обязаны принести публичное покаяние за преступно беспечное руководство страной, вместо потешной демонстрации нам крапленых картонных королей.
Однако полноте, не будем простаками, есть серьезные причины быть Николашке Романову святым. Причины тайные, тщательно скрываемые, потому что касаются они нашего достославного духовенства.
Россия, как прежде, так и теперь, остается необъятным географическим образованием, способным функционировать как единый государственный механизм, только при наличии сильной державной идеи. Когда людей разделают десяток тысяч километров, без привлечения специальных идеологических средств, никакое самопроизвольное объединение народов в принципе невозможно. Должно быть понятно, что человека, живущего на берегах Охотского моря, ну никак не касаются саратовские страдания или поздние рязанские заморозки.
В недавние советские времена глобальной консолидирующей идеей, позволявшей удерживать народы бывшей Российской империи в единстве и повиновении, была коммунистическая абракадабра. Монолитность дореволюционной России обеспечивалась двуглавым гербовым знаком, несущим символическое изображение царя и православной веры.
Государственный российский герб был принят в годы царствования Ивана III, по завершению объединения вокруг Москвы разрозненных русских земель и после окончательного избавления от монголо-татарского ига. Этот герб утверждал выдающуюся роль православной веры в деле становления Российского государства и закреплял справедливый паритет между царской властью и церковью. Стоящие за двухипостасным державным гербом царь и церковь органично дополняли друг друга, как бы соглашаясь, что одна голова хорошо, а две - лучше. Вместе они полностью накрывали жизненное пространство миллионов подопечных людей не только на грешной земле, но и на небе, потому что открыто выступали воплощенными посланцами, наместниками Бога в этом мире. Таким образом, государственная жизнь Российской империи покоилась на двоевластии. Историк Соловьев сообщает, что были два великих государя - Михаил Федорович и отец его святейший патриарх Филарет Никитич, и за этим стояла не одна только форма: все дела докладывались обоим государям, потому что решались обоими. Иностранные послы представлялись обоим государям единовременно, заморские челобитники подавали двойные грамоты, подносили двойные дары. Социальная устойчивость и единство царской России напрямую зависели от гармоничного, равновесного сосуществования двух идеологических доминант, заключенных в двуглавом государственном гербе. Ни царь, ни церковь не должны были претендовать на главенствующее положение в обществе, в этом заключался залог, гарантия процветания государства Российского. Надо признать, что прочный союз, закрепленный двуглавым гербовым знаком, оказался весьма плодотворным. Централизация Москвы, ее влияние по всем направлениям, распространялось с нарастающей мощью.
Первую серьезную попытку по преобразованию страны сделала церковь под предводительством московского патриарха
Никона. Скорее всего, перед лицом европейской реформации, вылившейся в череду ранне-буржуазных революций. Никон решил действовать как бы на опережение, он не стал дожидаться, пока светское общество примется насильственно урезать широкие полномочия церкви. Проще говоря, одна из двух орлиных гербовых глав решила, что она умнее, важнее другой. Вопрос в то далекое время заключался не в том, двумя или тремя перстами следует осенять себя верующему человеку, как полагают иные наивные историки церкви. Вопрос был поставлен предельно остро: что есть высшая, верховная власть на земле - царь или церковь? Аргументы Никона оказались мало убедительными - ему не удалось поставить церковную иерархическую власть выше светской. В итоге он лишился патриаршего сана.
Когда настал черед Петра Великого, тот своего шанса не упустил. Царь действовал твердо и решительно, видя перед собой образец европейских стран, реформы в которых начались с широко выступления против господства католической церкви. Петр повел преобразования фактически с наступления на православную церковь, отчаянно препятствующую распространению светского просвещения. Император прекрасно осознавал, что духовенство будет всячески саботировать любые прогрессивные нововведения, ибо они обязательно станут ущемлять привилегированное положение служителей культа, вольготно почивающих себя в уверенности, что Земля имеет форму чемодана. Вот тогда-то, поддавшись давлению светской власти, уступив признанное миром равенство между церковной и царской властью, православное духовенство впервые и предало свой богоносный народ.
Лиха беда начало. С легкой руки Петра унижения церкви приняли необратимый характер. Чего стоила одна только Екатерина, надменно полагавшая, что истина обитает исключительно на берегах Одера и Рейна. Своей секуляризацией она довела духовенство до крайней степени нужды и невежества, от чего в народе произошло величайшее презрение к попам и нескрываемое равнодушие к собственной религии. О поповской жадности, тупости и лени наш народ сподобился наговорить столько ярких афоризмов, что из них можно составить цельную энциклопедию человеческих пороков. Постепенно, православное духовенство, приборканное светской властью утратило излишнюю ревность по Боге и обратилось большей частью к земным своим нуждам. Пока, наконец, не вошло в состояние, которое предельно емко охарактеризовал Салтыков- Щедрин, как «жеребячье племя». Состояние, в котором наши батюшки благополучно пребывают и поныне.
Хронология упадка православного духа в России хорошо просматривается на письменах церковной иконографии. Не надо быть великим специалистом, чтобы отметить стремительное падение качества русской иконы с начала восемнадцатого века. До восемнадцатого, любое изображение на иконе, это все равно, как волшебное окно, отворенное в царствие Божие. В древнерусской иконе нас волнует и радует горний мир, строжайший покой, благорастворение воздухов. На старинном изображении запечатлены духовные чаяния истинно верующего человека, молитвенно дерзнувшего обнаружить темперным мазком священные лики, вызвать их из небытия и представить зрителю во всей неприступной чистоте. Духовное совершенство иконописных персонажей настолько убедительно, что порой возникает иллюзия, будто не мы вовсе, но они пристально рассматривают нас, иногда с иронией, часто с укором, но неизменно с надеждой и упованием. После петровских реформ пространство иконы заполняет земная юдоль. Она лукава, диалектична, абсолютно ненадежна, когда уже не на чем сосредоточить взгляд и упокоить душу.
Наши современные православные священники, наши «постники-молитвенники» с талиями в три обхвата, умеют картинно сокрушаться по поводу страшных репрессий, обрушившихся на церковь в годы советской власти. Однако не худо поинтересоваться, а где же было православное духовенство до семнадцатого года? Разве церковные иерархи не ведали, в какую пропасть катится их паства? Разве не в результате духовно-нравственного окормления нашими религиозными поводырями общество пустилось во все тяжкие?
Это только так говорится, что большевики глумились над церковью. Активнейшее участие в красном терроре принимало духовенство. Вместе с чекистами попы-оборотни затевали и реализовывали преступную идею создания так называемой «Живой церкви» на пепелищах исконной православной веры. Денно и нощно строчили друг на друга доносы, в погоне за высокими митрами и жирными приходами. То же самое происходило в самые недавние времена. Не понимаю, почему общество должно молчать об этом? Безнаказанность, безответственность ничего кроме рецидивов не вызывает, поэтому необходимо регулярно напоминать, носителями каких благородных традиций является православное духовенство.
Когда в большевистском угаре социального реванша народ крушил свои храмы, то основным побудительным мотивом неслыханного варварства было глубокое презрение граждан, нет, не к вере, а именно к духовенству. Посмотрите кадры хроники, когда всей деревней, под гармонику, обезумившие толпы ликуют перед поверженными святынями. Люди этим диким актом сводили счеты с поповской ложью, которые, проповедуя не красть, были ох как не чисты на руку, а призывая к воздержанию, заживо гибли в похотях своих. Отнюдь не секрет, что и сегодня для большинства церковных служителей храм Божий является неким доходным местом, где на прихожанина смотрят исключительно, как на личность дающую. На поповском паскудном жаргоне это называется «стричь овечку». Разделение в нашей церкви на сторону берущую и сторону дающую настолько явно и отвратительно, что именовать себя церковной общиной и язык-то не поворачивается.
Правда состоит в том, что люди никогда еще не совершали таких чудовищных преступлений против собственной религиозной культуры, против светской власти, в лице семьи Николая Романова. Но причинная, более высокая правда заключается в том, что церковные иерархи, вкупе с венценосным императором беззастенчиво предали свой народ и обрекли его на несказанные страдания. Это предательство сделалось возможным в результате вопиющего несоответствия между правами и ответственностью, присвоенными себе царствующими особами и духовенством. А теперь, выставляя Николая Романова в образе великомученика и причисляя его к лику святых, православные иерархи, что называется, заметают следы, наводят морока. Потому что, если убиенный император Николай - святой, то и попы при нем, они ведь плоть от плоти, в гербовом двуглавом исполнении.
Невеселые мысли приходят на ум, когда по киевскому телевидению демонстрируют забавного негра, азартно проповедующего слово Божие. Одного из сонма евангельских миссионеров, атакующих в последние времена наше заплутавшее отечество. Конечно, нет ничего плохого в том, что представители и далеких, экзотических стран славят имя Господа нашего Иисуса. Только чудится мне, что по ночам, краснеют от стыда святые мощи Киево-Печерских праведников.
Давным-давно, когда далекие дедушки этих новоиспеченных проповедников только еще учились неуклюже сползать с баобабов, на киевской святой земле высоким горением святили лампады подвижников духа. И негоже заморским ловцам человеческих сердец вести себя на этой земле так, будто они явились сюда в первозванном обличии. По-хорошему, все эти заезжие ребята, если они действительно претендуют на христианское благочестие, должны бы сразу в Борисполе, по выходе из самолета проследовать ползком на пузе к мощам наших великих праведников. Осмотреться в трезвом уме и попытаться проникнуться уважением к тысячелетней христианской истории нашего народа.
Каюсь, грешный человек, краснею от всего происходящего вокруг и я. Краснею, когда читаю на улицах почтенного Киева заманчивые приглашения во всевозможные церковные собрания, для духовного оболванивания. Я досадую от бессилия, когда встречаю в поезде метро юное создание с раскрытой Библией в руках, ибо знаю наверняка, что радость пробуждения эта просветленная душа испытала не в моем православном храме. Нынешнее положение дел в нашей церкви таково, что я, православный человек, должен честно признать перед всем миром: у меня нет возможности подать руку этому юному созданию и привести его в свой храм, где Божие чадо встретят умные и добрые пастыри. Встретят не корысти или своенравия ради, но только и исключительно из христианской любви к ближнему. Свидетельствую об этом пред Господом Богом моим.
Могут возразить, а что плохого в том, когда люди, и молодежь в особенности, предпочитают православной церкви, скажем так, иные конфессии? Отвечаю, плохого в этом, разумеется, нет ничего, ибо всякое прославление Царствия Божия весьма желанно и благоприятно во всех отношениях. Но вот в чем я убежден бесповоротно - полноту религиозного чувства, его высшую ипостась, славянская душа может испытать только в лоне православной церкви.
У каждого человека окромя памяти интеллектуальной есть еще очень цепкая наследственная память, память генетическая. В недрах этой памяти, у любого из моих соотечественников, сокрыто несметное религиозно-нравственное богатство, накопленное предшествующими поколениями людей. Жизнь наших предков всегда нераздельно переплеталась с церковным укладом, с культурой православного богослужения. Все значительные события в жизни каждого человека и, следовательно, все наиболее яркие переживания человеческих скорбей и радостей, были освящены и сопровождались церковными обрядами. Сами эти обряды, их порядок и внешнее оформление впитывали в себя на протяжении веков лучшие этнические и нравственно-эстетические особенности нашего народа. Поэтому, когда в молитве верующего человека происходит слияние переживаемого духовного восторга с памятью прошлых поколений, возникает абсолютная гармония торжествующей души с окружающим миром. Вот почему, при всем уважении к иным христианским исповеданиям, я утверждаю, что их молитвы, даже самые высокие и искренние, не могут претендовать в славянской душе на религиозную полноту, ибо они не подкрепляются наследственной, генетической памятью человека.
К сожалению, православное духовенство большей частью в силу непроходимого невежества, не в состоянии на должном уровне отстаивать достоинства и преимущества своей церкви. А они существуют, вполне определенные. Чего стоит одно только таинство рукоположения. Дело в том, что обряд рукоположения наших священников берет свое начало от первых апостолов, которые с помощью возложения рук передавали святые дары своим последователям. Те, в свою очередь, передавали дары следующим поколениям священнослужителей, и так до сегодняшних дней. Этот ряд никогда не прерывался, поэтому наша церковь именуется «апостольской». Фактически любой православный священник несет на себе благословение первых Христовых учеников. Между тем протестантские епископы и пресвитеры являются в некотором смысле самозванцами, поскольку их руковозложение не имеет прямой преемственности от первых апостолов. Эти люди сами сочинили для себя святые дары, вне всякой исторической связи с первосвятителями. И в этом правда.
Наши далекие предки за право исповедовать православие заплатили огромную цену, включая триста лет монголо-татарского ига. Поэтому понятия «родина» и «вера» в сознании наших людей существуют нераздельно. Православная церковь является носителем и хранителем колоссального патриотического пафоса. Понимание этого обстоятельства имеет первостепенное значение в наше смутное время. Сегодня, как никогда ранее, светская власть должна быть кровно заинтересована в возрождении сильной духом, нравственно чистой православной церкви. Ведь самая главная проблема независимой Украины, например, заключается не в отсутствии энергоносителей или недостаточности инвалютных вливаний.
Самой жгучей болью нашей страны остается катастрофический дефицит порядочных людей, выступающих носителями духовно-нравственных ценностей. Что можно ожидать от общества, миллионы якобы лучших граждан которого на протяжении многих лет цинично провозглашали себя «умом, честью и совестью всей эпохи», а потом, во мгновение ока, открестились от своих идеалов и пустились в такое воровство, что у нас беспартийцев, не являющихся «умом, честью и совестью», до сих пор голова кругом идет.
В ряду различных легенд о нашем народе бытует наивная байка о его набожности. Ничуть не бывало, скажу я вам. Все эти бабушки в платочках, упрямо посещающие наши храмы, никогда не были, да и не могут быть носителями высокого религиозного духа. Они ходят в церковь и несут батюшкам свои последние гроши только за ради обыкновенного человеческого общения с себе подобными. Ведь в наших городах и весях это порой единственное место, где они могут чувствовать себя хоть как-то комфортно. Где их никто не оттолкнет, не оскорбит, не обидит, где они просто никому не мешают. А все эти свадебные и крестильные кортежи, под брызги шампанского у церковной ограды - есть примитивный кураж, и к подлинно религиозным нуждам никакого отношения не имеют.
Очень удручает то обстоятельство, что наши храмы практически не посещает молодежь и не желают знать люди среднего возраста. То есть, не посещает самая активная, крепкая умом и духом часть населения. А все дело в том, что с современным человеком можно разговаривать только на равных. Наши пастыри, в своих тяжелых, боярских облачениях никак не могут примириться с этим. Они никак не могу взять в толк, что сегодня негоже, да и незачем заставлять человека часами стоять по стойке «смирно» и творить за завесой богослужение, сопровождая его малопонятными возгласами и жестами. Современный человек имеет огромное желание сам творить богослужение, желает сам говорить слово и обращаться непосредственно к Богу, что, кстати, широко практиковалось в ранние христианские времена. Не приняв нового человека, человека третьего тысячелетия, наша церковь обречена на деградацию. И этому нельзя помочь никакими восстановлениями прежде поруганных святынь.
Я, разумеется, не так наивен и очень далек от мысли, что наши церковные иерархи хоть на йоту поступятся своим небожительным положением во имя процветания православной веры. Однако на дворе «лето Господне - время благоприятное». К служению приступает очень много молодежи, людей способных и обязанных быть ответственными за судьбу своей церкви. Они должны хорошо уяснить для себя, что сроки бабушек в платочках канут в Лету, что грядут иные времена, иные прихожане, если, конечно, грядут. Каждому здравомыслящему человеку должно быть понятно, что на нас надвигается глобальная конкуренция, в том числе и та, которая коснется сферы предоставления религиозных услуг. Что вообще говоря, уже имеет место быть. Наша церковная иерархия при этом принимает глупейшую страусиную позу. Подобно беспечной птахе, они прячут в песок встревоженную голову, с надеждой, что резвые хищники не обратят внимания на торчащую в небо жирную задницу. Заметят обязательно, сожрут со всеми потрохами. Никто и не подавится.
Иногда в сердцах говорю себе: Господи, как же хорошо, что в нашей стране есть целых три православных патриарха. Очень хорошо, ибо это означает, что у нас вовсе нет патриарха, и еще сохраняется надежда на приход настоящего, всамделишнего архипастыря. Очень верится, он обязательно выйдет на подворье Софии Киевской, опустится на колени перед всем миром, и будет долго просить у своего народа прощения за всех предшественников своих, которые, облачившись в святые одежды, творили ложь и непотребство, чем нанесли колоссальный урон православной церкви и нравственному состоянию общества. А народ, он добрый, он обязательно распознает и примет своего настоящего пастыря, подымет его с колен, и вместе мы примемся созидать великую Церковь Христову.